Помедлив, пускался рейсовый в разбег
и, влево взяв, до киноцентра,
к Сокольникам катил, нарядный, сам себе кино.
Водитель, в микрофон урча как бы с акцентом,
судьбу предсказывал, но я его не слушал, я смотрел в окно.
Шел август, не то июнь, пора экзаменов, жара.
На подступы к вратам твердынь учёных,
воистину старинным или так, под старину,
смотрел и различал я дебютанток огорчённых
и победительниц, и среди них одну.

В ней эхом ещё параграф говорил без запятых, подряд и слитно.
Но новым не мешал чертам, повадке, цвету глаз.
Был взрослый титул ей к лицу, и любопытно,
что вижу я ее такою и сейчас, вернее лишь сейчас.
Тогда же хоть и похожею примнилась мне она,
но как бы десятью годами позже в пейзаже,
не способном уцелеть при монтаже.
И я был тоже там, и сам себе виднелся тоже,
пока не за морем, но на море уже.

Мы двое теряли время у воды, ища мотива для дуэта.
Обманывался слух, и речь давалась тяжело.
Задумав, например, слова "пройдет и это",
в ее ответном взоре вскоре я читал слова "уже прошло".
А сверху от базы отдыха с акцентом голоса
кричали, что сезон закрылся пляжный,
и сохнуть звали нас к огню, и петь про Сулико.
Один в Москве ходил тогда автобус двухэтажный,
высоко ездил я и видел далеко.