Я не приготовил побег, но и оставаться здесь тошно.
Где давит неизвестное будущее и кровоточит прошлое.
Невыносимая пошлость бытия зудит каждой точкой.
Каждый атом вибрирует нескончаемым одиночеством.
В рамках пространства и вечности, в томительном заключении.
По дороге из битого стекла ползти на коленях.
И некуда спрятаться, не на заре, ни на ночной темноте.
Вдохнув пустоту полной грудью, в вечном небытие.
Но а скоро конец, это Постскриптум, это ненамного ужаснее.
Чем сплевывать в ванной кровь из десны с зубной пастой.
Над спусковым отверстием раковины, что блестит зраком бездны,
Вытягивая жизнь по капле, пузырясь розовой смесью.
И если слёзы выступят на глазах, значит пора бы сливаться, 
но бесконечен срок пребывания в тюрьме [bad word] абстракций.
Я пытаюсь поспать, чтобы уйти от яркого света. 
Но безысходность, это когда идти уже в принципе некуда.
Ведь все равно реальность ворвется капающим краном,
Или разбегающимися от света тусклой лампочки тараканами.
От неё не забыться снов, не впасть в латентную кому.
Здесь есть установленные законы и нормы твоего поведения.
Лизергиновые наваждения не обратят хода времени,
Колёса трамалла не остановят мгновения, не снимут оковы материи.
Здесь каждый идет к черте в состоянии перманентного тления.
В котором полыхает вселенная незримым пожаром.
И как ты завоешь, свой последний рассвет встретив жаворонком.
Но пусть солнце угаснет в остекленевших зрачках,
Оставаясь в плену существования 
И сгорая в печах, универсума Освенцима, где каждый угол давит молчанием. 
И твое отчаяние - тоже состояние разума.
И не уйти в отказ и от казни содрогаясь рвотными спазмами.
Видишь этих манекенов и петли к их шеям привязаны?