заливаю в себе эту злобу,
антидепрессанты по рецепту, но мне плевать я срываю засовы.
эти двери все равно никуда не ведут,
поэтому храним всё самое святое навиду?
житуха тралит так, что дай, боже, ворваться в сон.
спокоствие дарит озноб, эй небо, дай нам солнца для стаи ослов,
мы так устали от собственной желчи, что же там
крепится в сердце кроме сожженных и прочих тайн?
там пустота. кручу старые песни по кругу, 
новую жизнь по спирали, память стираю и этим напуган. 
предпочитаю 50/50 водки и сока, чем звонок другу.
брошенный на произвол судьбы, я пытаюсь забыть, слиняв,
люди клянутся любить других, но любят лишь себя. 
странный мир, где ради сук, да камень в брата,
зарываюсь в грунт из сердечного кратера, 
беру пробу из недр, это место давно потеряно, правда, 
никакой живой материи.
а наш союз, тем временем, в истериках дышит наладом,
да ладно, я привык грести всё под себя лопатой и рыть ямы.
очередной гробик, где нить правды,
ступая по ней, я , стало быть, прослыл дрянью.
тебе бы просто быть рядом, когда нужно, 
пока я падаю с этого каната прямо зрителям в душу.

срываю кожу с собственного тела, 
пускай, на эту жизнь в обиде сам,
она стерпится - сненавидится.
людишки копошатся в нижнем белье своих притязаний,
любя, они стерпятся - сненавидятся.
кидая за борт сгнившие трупы из грез, им нет конца,
и все они стерпятся - сненавидятся.
и когда ты потонешь в собственном дерьме, выпав за борт,
вдруг полюбишь то, что ненавидел сам.