Долгая память хуже, чем сифилис,
Особенно в узком кругу.
Идет вакханалия воспоминаний,
Не пожелать и врагу.
И стареющий юноша в поисках кайфа
Лелеет в зрачках своих вечный вопрос.
И поливает вином, и откуда-то сбоку
С прицельным вниманием глядит электрический пес.

И мы несем свою вахту в прокуренной кухне,
В шляпах из перьев и трусах из свинца,
И если кто-то издох от удушья,
То отряд не заметил потери бойца.
И сплоченность рядов есть свидетельство дружбы
Или страха сделать свой собственный шаг,
И над кухней-замком возвышенно реет
Похожий на плавки и пахнущий плесенью флаг.

И у каждого здесь есть излюбленный метод
Приводить в движение сияющий прах:
Гитаристы лелеют свои фотоснимки,
А поэты торчат на чужих номерах.
Но сами давно звонят лишь друг другу,
Обсуждая насколько прекрасен наш круг,
А этот пес вгрызается в стены
В вечном поиске новых и ласковых рук.

И женщины те, что могли быть как сестры
Красят ядом рабочую плоскость ногтей
И во всем, что движется, видят соперниц,
Хотя уверяют, что видят бл*дей.
И от таких проявлений любви к своим ближним
Мне становится страшно за рассудок и нрав
Но этот пес не чужд парадоксов -
Он влюблен в этих женщин и с его точки зренья он прав.

Потому что другие здесь не вдохновляют
Ни на жизнь, ни на смерть, ни на несколько строк,
И один с изумлением смотрит на запад,
А другой с восторгом глядит на восток.
И каждый уже десять лет учит роли,
О которых лет десять как стоит забыть.
А этот пес смеется над нами,
Он не занят вопросом каким и зачем ему быть.

У этой песни нет конца и начала
Но есть эпиграф в несколько фраз:
Мы выросли в поле такого напряга,
Где любое устройство сгорает на раз.
И, логически мысля, сей пес невозможен,
Но он жив, как не снилось и нам, мудрецам,
И друзья меня спросят: «О ком эта песня?»
Я отвечу загадочно: «Ах, если б я знал это сам».