— Я — Крэпасць, я — Крэпасць! Вяду бой! Я — Крэпасць! Вяду бой! 

Молоденький парнишка сухими губами касается микрофона. 

— Я — Крэпасць! 

Его никто не слышит. Армия, которая отступает к Минску. Бойцы, которые стреляют из окон. Командир, которому перевязывают голову… 

Никто не слышит. 

Да и сам парнишка себя не слышит — грохот разрывов и треск пулеметных очередей. 

Он просто хрипит в микрофон: 

— Я — Крэпасць! Вяду бой! 

Хрипит, потому что хочет пить. Но воды нет уже третьи сутки. Все, что есть, — относят раненым и к пулеметам. Он устал, он хочет спать. Но не может. Потому что надо хрипеть: 

— Я — Крэпасць! Вяду бой! 

Его голос несется в пространство. 

Он закрыл глаза и пытается услышать: «Вас понял! Прием!» 

Но ответа нет. И только хриплое: «Я — Крэпасць! Вяду бой!» несется через мировой эфир. 

Голосу до Луны ближе, чем до штаба фронта. 

Радиосигнал наверняка уже добрался до нее. Еще немного — и он понесется к Марсу, к Венере, к Солнцу и Юпитеру. 

Так и будет. 

От передатчика до Луны — одна секунда. До Солнца — восемь с половиной минут. До Марса — двенадцать. До Юпитера — тридцать три. До штаба армии… Вечность. 

— Я — Крэпасць! Вяду бой! 

Через четыре с половиной года эти хриплые позывные достигнут маленькой звезды под названием Альфа Центавра. 

В это же самое время на Земле закончится война. Будут стоять полевые кухни и кормить вражеских детей, будут играть гармошки, будут звенеть орденами эшелоны, возвращаясь домой. 

А голос будет нестись через пространство: 

— Я — Крэпасць, я — Крэпасць! Вяду бой! 

В пространстве нет времени. Слово изреченное — вечно. Оно несется к краю Вселенной, и пусть тот парнишка, который хрипел эти слова, уже не жив телесно, но живы слова его — пусть он еще раз скажет: 

— Я — Крэпасць! Вяду бой! 

За три дня до этих слов далеко-далеко от этой крепости родится девочка. Она будет расти в голодное, злое и отчаянное время. Она будет ходить в школу и кататься на санках. Она будет плакать по отцу, не пришедшему с войны, и радоваться цветам мать-и-мачехи. 

А хриплый голос безымянного парнишки будет лететь сквозь пропасть вакуума: 

— Я — Крэпасць, я — Крэпасць! Вяду бой! 

В столице люди будут стоять мертвой толпой у гроба умершего вождя. Девочка же опять будет плакать, прильнув к большущей тарелке радиоприемника: 

«Вчера, пятого марта…» 

А где-то далеко-далеко все еще несется хриплое: 

— Я — Крэпасць, я — Крэпасць! Вяду бой! 

Однажды человек помчится вслед этому голосу. 

Но не успеет. Человек выйдет на околоземную орбиту, высадится на Луну, выйдет в скафандре в открытый космос, пошлет своих смешных механических каракатиц собирать инопланетный грунт. 

А голос будет лететь и лететь через вечный холод. 

— Я — Крэпасць, я — Крэпасць! Вяду бой! 

Камни порастут травой. Кости сами уйдут в землю. Гильзы позеленеют. 

Но кирпичи будут кровить буквами: 

«Прощай, Родина. Умираю, но не сдаюсь!» 

— Я — Крэпасць, я — Крэпасць! Вяду бой! — он все еще несется по космосу. 

Он все еще хрипит обшелушенными губами. 

Девочке уже двадцать пять. Она ведет своего первого сына в ясли. Сборная страны по футболу берет бронзовые медали на чемпионате мира. Кеннеди, Куба, «Битлз» и целина. И высоко-высоко: 

— Я — Крэпасць, я — Крэпасць! Вяду бой! 

А небо синее-синее… 

Голос связиста уже задел Полярную звезду, Пояс Ориона, Волосы Вероники и прочие Плеяды. Зазвенела высокой тоской небесная струна. На сотую долю микрона сдвинулась небесная ось. 

Но голосу все равно. 

Где-то там приняли новые Конституции. Началась очередная Олимпиада. До свидания, наш ласковый Миша! Здравствуй, наш Миша новый! И будь ты проклят! 

Голос так далеко, что его уже давно забыли. 

Он все еще ведет бой. Он все