Питер... 
На мне привычные к ходьбе ноги 
И старый свитер. 
Питер... 
Моё тело вырвалось из берлоги, 
Сползло с дивана 
Послушать, как решётка летнего сада 
Звенит на ветру. 
Питер... 
Даже цари здесь когда-то вставали рано 
Бродить во главе парада. 
Питер... 
Мне надоело бестолковье телеэкрана, 
Ленинград, мать его точка ру. 
Питер... 
Здесь уже с утра наступает вечер, 
Карамельные купола Спаса расцветки моего матраса. 
Отражают милые сердцу, уютные представления о рае, 
Но мне умирать нечем. 
Питер... 
Не мы. Не мы, Питер нас выбирает. 
Остальные живут в другом граде, 
Бродят в тысячеглазом многоэтажном стаде 
С застрявшими в почках обломками петрова камня. 
Я когда-то там был и помню, 
Как балансируют между парфюмом и вонью 
На Неве ли уже и сам я? 
Банзай, Питер! На постаменте Юпитер, 
Суворов, слеза ребёнка, приваренная к мечу, 
Детские игры стали совокуплением крови и стали, 
Верным слугам империи даже Родина по плечу. 
Музыка весьма пользительна, особливо барабан 
Весьма помогает ходить строем, 
На марши и под конвоем. 
Приподнимает дух этот подъемный кран. 
Питер... 
Вязь монархических литер ещё продолжает быть. 
Sine me de me, без меня, обо мне. 
Битте стоит ли говорить. 
Питер... 
Старый, больной репетитор 
Утюдит дрянные буйные, недоразвитые мозги. 
Что через несколько лет прекращают мочиться в подъездах.
И выступают на писательских съездах 
Посланцы степи и туманав, 
Азиаты суровы и зги. (?) 
Питер... 
Нева с пепельными лоскутьями льда, 
Который ворохом старых писем 
Стынет в тёмных взглядах прохожих. 
Близость суровой смерти и ледяная вода 
Делает нас моложе. 
Питер... 
Собаки, вороны, храмы, 
Проводники от Б.Г. до Ламы, 
На рекламном щите с кокетством 
Какая-то юная дева с бананами и утюгами - 
Буржуазная королева 
Констатирует, Питер, наше с тобой уродство. 
Питер... 
А где-то цветут заморские страны, 
обдолбанные афроамериканцы в объятьях нирваны 
На Холливут-авеню 
Требуют только одно - увеличенное меню. 
А там мы всегда засранцы, 
А там мы всегда иностранцы. 
Мы печальное этих стран отражение, 
Мы гамлетовская тень, вытекающая из раны, 
Мы поражение любой европейской идеи. 
Выползаешь на Бродвей и мысль в башке: Идея! 
Мы слыхали про политкорректность, 
Но то, что дозволено Юпитеру, не разрешено быку. 
Олухи уплотнительных застроек в бетонном соку 
С упоением вытирают ноги о ржавый фасад Питера, 
Расстреллевское кукареку. 
Питер... 
Конец природы, 
Всплески крутой свободы, 
Выкидыши и роды, 
Горькие в чаду машин. 
Век на плечах 
Соцреализм. 
Чугунный пустой кувшин. 
Соцреализм. 
Пепел в надгробных речах, 
Картины, типа "Большая уха на Селигере", 
Пьесы, типа "Сталевар". 
Пылятся на площадях эти антикварные пионеры 
Революционного перегара. 
Питер... 
Непересыхающий мой литр. 
Выпивать здесь всегда красиво: 
Романтизм, ардего, барокко, 
Прёт классическая перспектива 
Альтернативой подпольного рока. 
Пил Тургенев, пил Достоевский 
Исторический овер-драйв, 
Как Распутин блевал на Невский 
Голося: Рок-энд-ролл из лайф! 
Питер... 
Продолжает случайность твоего существованья. 
Питер... 
Экзистенциальная метафизическая свобода. 
А если проще, Питер, никому я здесь, на хрен, не нужен. 
Не вписывается моя гармонь в твою симфоническую партитуру. 
Этот конь, в пространстве, изначилованном архитектурой 
Поедант тебя на ужин. 
И поэтому здесь никогда уже не существует народа 
В понимании объёма нации. 
Пассионарят лишь скинхёды-наци, 
И на каждое их "бля" 
Одиночество твоего рубля. 
Питер, Питер, я устал. 
Я устал, Питер, я устал 
От плевел отделят зерно, 
Я устал от гнилой контркультуры, 
От попсовой своей натуры 
Я устал, Питер, я устал 
От тайот, жигулей, рено. 
Я устал наблюдать в метели 
Эротизм Петропавловской щел