о ли правду рассказали, то ли байки бают:
 В XIX веке — эт прямо не то, чтоб встарь —
 Жил у нас здесь в станице на Кубани
 Судьбой славный, с виду — самый обычный парень.
 Прилично жил он — по тем ещё обычаям:
 Знаки отличия носил, звание сотника, лычки
 И хата в Тбилисской, и поле, жена и ребятишки,
 По имени–фамилии его знали как Андрей Гречишкин.
 Обычное задание в начале мая:
 «Выдвигайся, мол, с сотней в дозор дальний».
 Сорок всадников переплавились вплавь
 И растаяли в крае степном... Час ранний.
 Затихли звёзд песни, они прошли вёрст десять,
 Двигался строй тесный тихо — без слов и песен:
 Топот копыт, столп пыли летит по дороге,
 Огромное и немое, как кит, чувство тревоги.
 И повстречал отряд черкесов бойцов в тысячу:
 Спешились, прицелились, не мешкая, первые выстрелы...
 Горцы опешили — дали залп, пали убитые, затишье...
 Черкесский князь выехал навстречу им.
 И узнал Андрей в том последнем Булата —
 То был кунак его, что на Кавказе больше брата:
 — Здравствуй, Андрей, не так бы нам свидеться надо.
 — Богу известно, как надо.
 — Что ж, твоя правда.
 Вам сдаться следует — других шансов нет,
 Ступайте в плен, никто не тронет вас — на правах друзей.
 И встретились два взгляда братских полные печали...
 — Отвечай же...
 Усмехнулся Андрей.
 — Ты знаешь ответ.
 Вернулись к своим, и сотник провозгласил —
 Нужные фразы вбил в души — фразы силы:
 О том, что нет страха в войнах на Руси,
 О том, что выбор — или драться насмерть,
 Иль с позором уйти...
 Про детей, стариков говорил и говорил про присягу,
 Про горцев соседних народов смертоносную отвагу...
 О том, что кабы не турки проклятые —
 Им не биться с братом–черкесом и том, что здесь все слягут.
 Утирая слёзы, казаки резали горло лошадям,
 Стянули их вокруг в редут... и атака грянула:
 С шашками наголо, церберы–ружья рявкали,
 Снова и снова падали войны в жестокой схватке той...
 И час стоял редут... и стоял он два,
 И часть малая в живых, и на ногах едва...
 И кричал Джамбулат сквозь липы:
 — Андрей, Богом кляну, остановись!
 — Не я и не ты начал ту войну.
 Прорвались внутрь... и резались жестоко,
 Как звери... молча, грудь же в грудь.
 И через сутки утром было трудно трупы опознать русским,
 Но тут не в этом суть...
 И Джамбулат привёз домой две сотни мёртвых,
 Слава пошла о казаках и мужестве твёрдом.
 Сейчас всё стёрто в веках, и сейчас толком
 Никто не сможет сказать — думал как долго...
 Думал кунак о чести, думал о чувстве долга,
 Думал, что если всё бросить так, то где здесь гордость...
 Воспели в стихах поэты поступки этим подобные:
 Май был, кружили орлы в небе грозном, чёрном.
 Ночью с глазами влажными сидел у колыбели детсткой,
 Поцеловал жену спящую, помолился, оделся.
 Князь в чине простолюдина в край местный
 На заставу казацкую поехал неспешно.
 И в бою дерзком неравном пал с честью,
 И опознали его, и горевали со всхлипами черкесы...
 И стояли потом рядом на соседних местах:
 Могила с полумесяцем и могила с крестом.

 После того, что было между нами,
 Разве можем мы стать врагами?
 Нам путали карты и турки, и Штаты,
 Но брат с братом всегда связаны сердцами.

 После того, что было между нами,
 Разве сможем мы стать врагами?
 И турки, и Штаты нам путали карты,
 Но брат с братом всегда связаны сердцами.