У моей чашки нет дна.
Я хотела напиться, колодец нашла,
И воды зачерпнула, к губам поднесла,
Но у моей чашки нет дна.

Поперек дороги мне встала река,
Мне что-то шептали ее берега.
Я хотела уплыть, я в лодку вошла,
Но у моей лодки нет весла.

Я хотела позвать Его, голос пропал.
Только серые совы слетелись на зов.
Он меня не услышал, меня не узнал,
Теперь у моей песни нет слов.

Но и это не страшно, а страшно то,
Что это не сон, тут не видно конца.
Я стою под звездами в дырявом пальто,
И на мне, о Господи, нет лица.

А в этом городе не пахнут цветы,
И от этого становится еще страшней.
А эти окна слепы, как кроты,
А эти деревья не пускают корней.

А в газетах пишут, наступила весна.
В газетах пишут, в основном, о весне.
А у моей чашки нет дна,
А я, о Господи, на самом дне.

Я лежу, как кошка, свернувшись в калач,
А звезд уже не видно из-за скопища туч.
Я смотрю сквозь ресницы на розовый мяч,
От которого тянется единственный луч.