Мы рассекаем друг друга мгновенно,
Нас миллионы и нам по колено.
Мы курим при встрече, при встрече жмем руки.
Мы сушим тела, чтобы были упруги. 
Мы только штанами метем по асфальту. 
Нам юбки измена, а платье как спальник.

А я слушаю Тома Йорка 
про самый уличный спирит 
и питерский дождь рассекаю колесами мотоцикла, 
и если ты станешь взрослой 
и даже совсем не тоненькой, 
я буду любить тебя так же, 
как в наше первое лето.

Мы врем нашим мамам, отцов мы не знаем.
Мы кольца на самый большой надеваем. 
Мы травим чернилами голые плечи,
мы меряем силу ладонью, кто крепче. 
Целуемся в четную, узкие губы.
Мы злимся, когда обзывают нас грубо, 
мы бьем без раздумий, с размаху и точно, 
по-девичьи нежно, по-девичьи сочно.  

А я слушаю Тома Йорка 
про самый уличный спирит 
и питерский дождь рассекаю колесами мотоцикла, 
и если ты станешь взрослой 
и даже совсем не тоненькой, 
я буду любить тебя так же, 
как в наше первое лето.

Мы любим орехи, мы белки с хвостами, 
мы скачем по клубам и схема простая.
Сначала по пиву. потом по танцполу.
И градус крепчает, дальнейшее скоро и быстро случится в кино, в туалете, на задних сиденьях,
без света, на свете. Для нас не проблема.
Нас больше, мы стая, 
и нас по-иному уже не заставишь. 

А я слушаю Тома Йорка 
про самый уличный спирит 
и питерский дождь рассекаю колесами мотоцикла, 
и если ты станешь взрослой 
и даже совсем не тоненькой, 
я буду любить тебя так же,
 как в наше первое лето. 

А я слушаю Тома Йорка 
про самый уличный спирит
 и питерский дождь рассекаю колесами мотоцикла, и если ты станешь взрослой
 и даже совсем не тоненькой, 
я буду любить тебя так же, 
как в наше первое лето...