“Кто там?” – закричала старуха,
Глухо кашляя в стуки ответ.
“На ночлег пусти нас бабуся
Сбились с дороги, умрём мы ни в свет”.

Немилосердных после ворчаний
Путников трёх христианских мужей
По местам разным всех положила
“То-то спокойней чтоб было душе”.

Осмотрев стены плетеные Скрыть/показать
хлева
Хома философ, пнув в морду свинью,
На бок заснуть, чтобы воротился,
Но вдруг дверь отворилась в хлеву…

“Ведьма, ведьма! Старая ведьма!
Э-ге-ге! На моём горбу!”.
Тянется лес, чёрный как уголь.
Месяц серпом вбился во тьму.

“Вот так бабуся, в бока подгоняя,
Бьёт и бьёт чертовка метлу.
И как конь верховный по краю
Хутор, оставив, я мрак борозжу!

Нет, довольно старая кляча!
Изиды Сатана! Изиды!” –
Лились и лились с Хомы уст заклятья.
Ведьма ослабла, всадник сник.

И в тот же миг философ на спину
Молнией к старой мигом вскочил.
“Хей вперёд, моя вороная!
Сейчас ты получишь, сволочь, скачи! ”

И схватив дорогой полено,
Изо всех сил стал старуху решить.
Дикие вопли она изрыгала,
Наземь упав, стоня ж: “Не могу!…”

“О, мой Бог!… Ка-ка дьявольщина!
Девица ясная, вот это да!”
Нет лежала пред ним ни ведьма,
А красавица полных слёз глаз.

Жалость, трепет, волненье, страх
Овладели Хомою несчадно,
Во весь дух он пустился бежать
В Киев дале от хутора Дьявола!

Но от смерти трудно бежать.
Та красавица слыла ни с бедных.
Пан отец её золотом жит,
А она ж единая доча.

Возвратилась избитой с прогулки,
Силы едва имея дойти.
При смерти волю свою изъявила
Об отходной из трёхдневной мольбы.

И чтоб их зачитал не священник,
А с семинарии муж учёный,
Брут его имя, Хома философ.
“Воля твоя, любимая доча”.

Нет пререканий и поперёк слова.
Ректор сказал, извольте идти.
И повозка помчалась до дома.
Хому связали на хутор свезти.

“Ну, отвечай же, как ты познался
С моей дочкою, добрый учёный?!” –
Хому Брута сотник спросил.
“Нет не знаком с ней я был, ей богу.

С панночками ни живу сколько на свете
Не имел дела ещё ни какого”.
“Но от чего ж читать участью стало
Тебе именно, а не другому?”

“Бог его знает, как толковать это
Всяко на ум ещё панам приходит”.
“Нет, не врешь ли ты мне философ?”
“Хлопнет пускай, если лгу меня громом”.

“Если бы только минуткою доле
Прожила б ты, голубка, ещё”, -
Грустно слова сказал эти сотник:
“Верно то бы я узнал всё”.

“Никому не давай читать по мне, но пошли тату, сей же час в Киевскую семинарию и привези бурсака Хому Брута. Пусть он три ночи молится по грешной душе моей. Он знает…”

“А что же знает, того не успела,
Любонька милая моя сказать,
Но её волю ты пан философ
Изъяви уж желанье справлять!

Сделаешь дело, ты будешь одарен,
Полны карманы набью тебе денег,
А не то и самому чёрту
Не советую гадить пану!!”