Декабрь. И холода стоят 
В Москве суровой и печальной. 
И некий молодой солдат 
В шинели куцей госпитальной 
Трамвая ждёт. 
Его семья 
В эвакуации в Сибири. 
Чужие лица в их квартире. 
И он свободен в целом мире. 
Он в отпуску, как был и я. 

Морозец звонок, как подкова. 
Перефразируя Глазкова, 
Трамваи, как официантки, 
Когда их ждёшь, то не идут. 

Вдруг снег посыпал. Клочья ватки 
Слетели с неба там и тут, 
Потом всё гуще и всё чаще. 
И вот солдат, как в белой чаще, 
Полузасыпанный стоит 
И очарованный глядит. 

Был этот снег так чист и светел, 
Что он сперва и не заметил, 
Как женщина из-за угла 
К той остановке подошла. 

Вгляделся: вроде бы знакома. 
Ах, у кого-то из их дома 
Бывала часто до войны! 
И он, тогда подросток праздный, 
Тоской охваченный неясной, 
За ней следил со стороны. 

С ухваткой, свойственной пехоте, 
Он подошёл: 
- Не узнаёте? - 
Она в ответ: 
- Не узнаю. 
- Я чуть не час уже стою, 
И ждать трамвая безнадёжно. 
Я провожу вас, если можно. 
- Куда? 
- Да хоть на край земли. 
Пошли? - 
Ответила: 
- Пошли. 

Суровый город освежён 
Был медленно летящим снегом. 
И каждый дом заворожён 
Его пленительным набегом. 
Он тёк, как лёгкий ровный душ, 
Без звука и без напряженья 
И тысячам усталых душ 
Дарил покой и утешенье, 

Он тёк на головной платок, 
И на ресницы, и на щёки. 
И выбившийся завиток 
Плыл, как цветок, в его потоке. 
Притихший молодой солдат 
За спутницей следил украдкой, 
За этой выбившейся прядкой, 
Так украшавшей снегопад. 

Была ль она красива? Сразу 
О том не мог бы я сказать. 
Конечно, моему рассказу 
Красавица была б под стать! 
Она была обыкновенной, 
Но с той чертою дерзновенной, 
Какую могут обрести 
Лет где-то возле тридцати 
Иные женщины. 
В них есть 
Смешенье скромности и риска. 
Беспечность молодости близко, 
Но зрелости слышнее весть. 
Рот бледный и немного грубый. 
Зато как ровный жемчуг зубы. 
И затаённая душа 
В её зрачках жила стыдливо. 
Она не то чтобы красива 
Была, но просто хороша. 
Во всяком случае, солдату 
Она казалась таковой, 
Когда кругом была объята 
Летучей сетью снеговой. 
(Легко влюблялись мы когда-то, 
Вернувшись в тыл с передовой.) 

Я бы ещё сказал о ней. 
Но женщины военных дней 
В ту пору были не воспеты, 
Поскольку новые поэты 
Не научились воспевать, 
А не устали воевать. 
Кое-кого из их числа 
Уже навеки приняла 
Земля под сень своих просторов: 
Кульчицкий, Коган и Майоров, 
Смоленский, Лебский и Лапшин, 
Борис Рождественский, Суворов - 
В чинах сержантов и старшин 
Или не выше лейтенантов - 
Созвездье молодых талантов, 
Им всем по двадцать с небольшим... 

Шли по Палихе, по Лесной, 
Потом свернули на Миусы. 
А там уж снег пошёл сплошной, 
Он начал городить турусы 
И даже застил свет дневной. 

- Я здесь живу. А вам куда? 
- Мне никуда. Но не беда - 
Переночую на вокзале. 
А там!.. Ведь есть же города, 
Куда доходят поезда... - 
Они неловко помолчали. 
- А можно к вам? - 
Сказала: 
- Да. 

Прошли заснеженным двором. 
Стряхнули снег. Вошли вдвоём 
В её продрогшую каморку. 
- Сейчас мы печку разожжём, - 
Сказала. И его восторгу 
Пришёл конец. Так холодна 
Была каморка и бедна. 

Но вскоре от буржуйки дымной 
Пошло желанное тепло. 
В окне, скрывая холод зимний, 
Лепились хлопья на стекло. 
Какая радость в дни войны 
Отъединиться от погоды, 
Когда над вами не вольны 
Лихие прихоти природы! 
(Кто помнит: стужа, и окоп, 
И ветер в бок, и пуля в лоб.) 

Он отвернулся от окна, 
От города, от снегопада 
И к ней приблизился. 
- Не надо, - 
Сказала. Сделалась бледна. 
Он отступился. Вот досада! 

[...]

Читает автор
 [bad word]  [bad word] vkstihiya