Мне
    рассказывал
                тихий еврей, 
Павел Ильич Лавут: 
«Только что
            вышел я
                    из дверей, 
вижу -
       они плывут...» 
Бегут
      по Севастополю 
к дымящим пароходам. 
За дЕнь
        подмёток стопали, 
как зА год похода. 
На рейде
        транспорты
                   и транспорточки, 
драки,
      крики,
            ругня,
                   мотня, - 
бегут
      добровольцы,
                   задрав порточки, - 
чистая публика
               и солдатня. 
У кого -
         канарейка,
                   у кого -
                            роялина, 
кто со шкафом,
              кто
                  с утюгом. 
Кадеты -
         на что уж
                   люди лояльные - 
толкались локтями,
                  крыли матюгом. 
Забыли приличия,
                бросили моду, 
кто -
      без юбки,
               а кто -
                       без носков. 
Бьёт
     мужчина
             даму
                  в морду, 
солдат
       полковника
                  сбивает с мостков. 
Наши наседали,
               крыли по трапам, 
кашей
      грузился
               последний эшелон. 
Хлопнув
        дверью,
                сухой, как рапорт, 
из штаба
         опустевшего
                     вышел он. 
Глядя
      нА ноги, 
шагом
      резким 
шёл
    Врангель 
в чёрной черкеске. 
Город бросили. 
На молу -
          голо. 
Лодка
      шестивёсельная 
стоит
      у мола. 
И над белым тленом, 
как от пули падающий, 
на оба
       колена 
упал главнокомандующий. 
Трижды
       землю
             поцеловавши, 
трижды
       город
             перекрестил. 
Под пули
         в лодку прыгнул...
                            - Ваше 
превосходительство,
                   грести? -
                             - Грести!