Не дыши на меня и не сдавливай грудь;
Я устал и обмяк и чуть-чуть,
Только самую малость хочу отдохнуть
От скандалов твоих, от друзей-забулдыг,
Перегаров пропитых и прочих синюх и ханыг.
И от дыма табачного белая тюль отдаёт желтизной.
И засалена дверь, как руками берутся, когда сюда прутся толпой.

Не обласканная, а пропитая, как ханыга,
Мутноглазая, рожа красная.
На столе в переплёте обтрёпанном книга.
И по комнате грязь, и воняет мочой, как в помойке.
И в угаре блатном проститутки поют,
И поутру трясутся пропойки.

Рай земной в бутыле, по три десять цена,
Как икота с похмелья, проходит она.
И паршивая тварь, чтобы дали глоток, заскулит.
Льнёт, ласкаясь, шутя, улыбается, льстит,
На карачках ползёт и, хрипя, как навзрыд, закричит:
«Я в уплату долгам, как нальёте, вам телом отдам.
И как верная блядь, в том, в чём мать родила,
Буду петь, и плясать, да налейте — так в чём же дела?!»
А хлебнув из горла, помутнели глаза,
И она поползла по углам.

На столе весь бардак, и упали цветы: 
Луговые ромашки из банки не для красоты, 
Просто нечем запить эту жутко дрянную Ризоль.
Нажралась одна блядь и вопила какую-то чушь, 
Успокоилась лишь и с собой позвала, 
Когда кто-то сказал: «Я твой муж».