Зачем ты покинул обители клана,
где вьется вкруг вереска солнечный свет,
где мерзнет заря, как смертельноя рана
под россыпью бледных январских планет,
Аллан МакМэдд?
Аллан МакМэдд?

— Уж лучше клинков ненасытная пляска
и вьюга в предгорьях, и мрак, и туман,
чем взгляд, лучезарнее неба под Глазго
и сочные губы, и трепетный стан,
не правда ли, тан?
не правда ли, тан?

— Сердце леди Хайленда податливей воска,
когда джентльмен в бранных делах знаменит,
когда дедовский меч его, поднятый к звездам,
о щиты чужестранцев беспечно звенит,
потрясая зенит.

— Меч МакМэдда не сломлен никем ни в турнире,
ни средь битв, ни в низине, ни на вольных холмах.
Но для леди Хайленда нет желаннее в мире
песен рыцаря в черном, что сводит с ума
женщин в клане Гэлмах.

— Мне понятен твой гнев, но поверь мне как тану —
Бог не создал для мира неподатливых бед.
Уж тебя ли, герой, я испытывать стану,
как сорвать с плеч врага и башку, и берет,
Аллан МакМэдд?

— Запоздал твой совет, ибо чаша испита,
и жестокий урок мной сопернику дан —
там, где вереск поет у речного гранита,
рыцарь в черном лежит, вечным сном обуян.
Я не лгу тебе, тан.

— Так зачем ты покинул обители клана,
где вьется вкруг вереска солнечный свет,
где навек успокоила рваная рана
ненавистного барда, виновника бед?
Возвращайся, МакМэдд!

— Не видать мне ни славы, ни свадебной пляски,
пенный кубок не пить, не обнять тонкий стан.
Брошен плед мой в костер, и в неистовом лязге
гордых горских клинков клан Гэлмах, гневом пьян,
меня проклял, о тан.

Рыцарь в черном, укравший 
сердце нежное леди,
рыцарь в черном, затмивший 
ей песнями свет,
он, уснувший навек 
в окровавленном пледе —
рыцарь в черном — мой брат, 
Эдвин МакМэдд...