Когда усталость валит с ног
И спится на ходу,
Когда молчит дверной звонок
И чай не греет,
И даже мой любимый пёс,
Поджав свой хвост,
Добра не ждёт,

Я, вспомнив правила игры,
На улицу иду,
Мой магазин всегда открыт,
В нём есть портвейн -
Вино давно ушедших лет,
Когда отец платил за свет
Тридцатку в самый тёмный год.

    Голуби воркуют - слышишь?
    Сделаю шаг
    На согретый тёплой крышей
    Старый чердак.
    И мурашки по спине -
    Мальчик маленький в окне
    Улыбнётся мне.
    Господи Всемилостивый, это же я!
    Может быть, приснилось мне,
    А может быть, пьян.
    Сорок лет почти один
    Лампу тру, как Алладин, -
    Может, это джин?

Ну как, малыш, твои дела
На третьем этаже?
Ещё все целы зеркала,
И всё в порядке.
Кинотеатры гонят план:
Во весь экран
"Фанфан-тюльпан".

Пылится кожаный диван -
Ему лет сто уже,
На нём когда-то ты сдавал
Туза к десятке
И, губы подпалив бычком,
Мечтал выиграть жизнь в "очко"
И стать артистом, как Крючков.

    Посмотри на дядю, мальчик,
    Дядя - артист.
    Ну, сбылась твоя мечта,
    Но как же хочется вниз!
    Птицу-жар держу рукой,
    Да поменялся б я с тобой
    На карман пустой.

    Чтобы снова выбежать
    В огромный наш двор,
    Перелезть с мальчишками
    Через забор
    И стремглав умчаться в мир,
    Где заиграны до дыр
    Две колоды стир.

Бельё просохшее висит,
Как флаги в ноябре,
А город с крыши так красив -
Ума лишиться.
Ты скоро про него споёшь,
Чумазый питерский гаврош,
Сжимая гриф, как финский нож.

И будешь долго у небес
Признания просить,
До той поры пока тебе
Не стукнет тридцать.
Но заболтался я, пора
Мне покидать своё вчера,
Прощай, ни пуха ни пера.

Когда усталость валит с ног
И спится на ходу,
Когда молчит дверной звонок
И чай не греет,
И даже мой любимый пёс,
Поджав свой хвост,
Добра не ждёт,

Я, вспомнив правила игры,
На улицу иду,
Мой магазин всегда открыт,
В нём есть портвейн -
Вино давно ушедших лет,
Когда отец платил за свет
Тридцатку в самый тёмный год.