Вот раньше жизнь —
и вверх, и вниз
Идёшь без конвоиров, 
Покуришь "план",
пойдёшь на бан
И щиплешь пассажиров.

А на разбой
берёшь с собой
Надёжную шалаву,
Потом — за грудь
кого-нибудь
И "делаешь Варшаву".

Пока следят,
пока грозят —
Мы это дело переносим.
Наелся всласть,
но вот взялась
Петровка, 38.

Прошёл детдом, тюрьму, приют —
И срока не боялся, 
Когда ж везли в народный суд —
Немного волновался.

Зачем нам врут:
"Народный суд"! —
Народу я не видел.
Судье — простор,
и прокурор
Тотчас меня обидел.

Ответил на вопросы я,
Но приговор — с издёвкой, 
И не согласен вовсе я
С такой формулировкой!

Не отрицаю я вины —
Не в первый раз садился,
Но написали, что с людьми
Я грубо обходился.

Неправда! — тихо подойдёшь,
Попросишь сторублёвку...
При чём тут нож,
при чём грабёж? 
Меняй формулировку!

Эх, был бы зал —
я б речь сказал:
"Товарищи, родные!
К чему пенять —
ведь вы меня
Кормили и поили!

Мне каждый деньги отдавал
Без слёз, 
угроз 
и крови...
Огромное спасибо вам
За всё 
на добром слове!"

И этот зал
мне б хлопать стал,
И я б, прервав рыданье,
Им тихим голосом сказал:
"Спасибо за вниманье!"

Ну правда ведь — 
неправда ведь,
Что я грабитель ловкий?
Как людям мне в глаза смотреть
С такой формулировкой?! 

1964