Как-то Время пришло к Винни Пуху, 
и он повзрослел.
Он свой лес обошел 
и зарыл свою книгу под дубом.
Птицы в кронах кричали: 
"Куда ж ты собрался, пострел?",
Но молчал Винни Пух, 
закрывая глаза нерасчесанным чубом.

А за лесом лежала долина и пальцы дорог,
Он пожал эти пальцы и выбрал, которые к морю,
А вдогонку ему все махал и махал Пятачок,
И всего впереди было вдоволь - и счастья, и горя.

А ветер дует Винни Пуху в спину,
А то - в лицо, то лоб ему, как сыну,
Вечернею прохладой освежит,
Подошвы стерты ровно вполовину,
Песок шуршит, а путь далек лежит.

Пух долго шел в пыли и к морю вышел,
И переплыл его, и у мальчишек,
Хозяев порта и ловцов трески,
Его назвали как-то "дядя Миша",
И он очнулся, глянув на виски.

Что ж, вот и "дядя". Ветер в спину дует,
И непогода в небесах колдует,
Дорога - прямо, нет дороги вспять.
Закат червонным облака рисует.
И кто нас ждёт? А некому нас ждать.

Посредине земли, 
посредине горячего вечного лета,
На чужом берегу, 
пропуская сквозь уши 
чужую гортанную речь,
Я вдруг вспомнил тебя, Пятачок,
как кричал ты мне вслед, 
и порывами ветра 
Уносило слова твои в сторону, 
может быть, чтобы сберечь.

Я письмо бы тебе написал, 
да у нас там и адреса нету,
Я тебя не забыл, и надеюсь, 
что кто-нибудь помнит меня,
Ты всегда был домашним, 
а я вот болтаюсь по белому свету,
И забрался далеко, до вас не доскачешь,
и нету деньжат на коня.

Знаешь, я здесь один, 
а приятели - им бы поесть да напиться.
Всё гогочут по-своему, 
некому даже про лес рассказать.
Я диктую письмо в пустоту, 
может, слышит какая-то птица,
Может, знает по-нашему,
может быть, сможет тебя разыскать.

Как, ты думаешь, живем мы тут, Винни?
Все старинную толчем воду в ступе,
Коротаем у окна вечер зимний,
Да болтаем по утрам ложкой в супе.
Что ни глянь, все бурелом да валежник.
Старый лес, и что, к чертям, в нем такого?
Ну орехи, ну весною подснежник,
Нет, ты счастливей нас там, право слово.

Про тебя мне начирикала птица,
Говорит, летела долго-далеко.
Будь по-твоему, решил возвратиться -
Приезжай, мне тоже тут одиноко.

Помнишь, ты тогда ушел, было лето.
Я считал, ну через годик вернется.
Тридцать лет прошло, а ты - все по свету,
И твой дуб в мое окно веткой бьется.

Над Стамбулом - туман, 
а Европа засыпана снегом.
В небо трубы дымят, 
и кострами зажглись пустыри.
Старый доктор, закутавшись в плед, 
пишет длинные письма коллегам.
Далеко до весны и, 
по звездам видать, далеко до зари.

Пишет он, что отмеряно всем, 
без поправок по росту и весу,
Мелких пакостей, крупных обид, 
тишины и случайных даров.
Если вышел из леса, 
то значит вернешься когда-нибудь к лесу.
По Писанию так. 
Возвращаются все под родительский кров.

Лес обнимет тебя лопухами, закутает в травы,
Сядешь ты у корней, и охватит тебя забытье.
И кусты зацветут над тобой, и пахнет беленою-отравой,
И останется после тебя только детское имя твое.

Мы уедем с тобою когда-то на греческий остров,
Сложим дом из камней, и очаг, и поймаем козу,
Назовем ее Арфа, и жить будем тихо и просто,
Лишь бы крыша не очень у нас протекала в грозу.
А вокруг будет море, оно будет добрым и щедрым,
Я в погожие дни из него буду рыбу ловить,
Так состаримся мы, нас соленые выбелят ветры,
И зимою умрем, и коза нас пойдет хоронить.