А когда я стану пищей для ночных мотыльков,

В волосах моих попрячутся лесные огни,

Я оставлю свою плоть на перекрестке веков

И свободною душой пошляюсь вдоволь по ним.

 

На холмах лиловый вереск не укроет меня,

А в синий омут головой я и сама не уйду,

Не возьмет меня земля, не удостоюсь огня.

Впрочем, это безразлично — как я не пропаду.

 

И не свита та петля, чтобы меня удержать,

И серебряная ложка в пулю не отлита,

От крови моей ржавеет сталь любого ножа,

Ни одна меня во гробе не удержит плита.

 

А когда истает плоть моя теплом в декабре —

В чье спеленутое тело дух мой в марте войдет?

Ты по смеху отличи меня в соседнем дворе,

И к тебе с моей усмешкой кто-нибудь подойдет.

 

И не бойся, и не плачь, я ненадолго умру.

Ибо дух мой много старше, чем сознанье и плоть.

Я — сиреневое пламя, я — струна на ветру.

Я — Господень скоморох, и меня любит Господь.

 

А когда я стану пищей для ночных мотыльков,

А когда я стану пристанью болотных огней,

Hазови меня, приду на твой немолкнущий зов,

Hе отринь меня, поелику ты тех же кровей.