Вот и снова грибная пора -                                  
        легкий штиль в суете городской.                  
Можно снова летать до утра                                 
        над притихшею летней Москвой.                      
Не понятен, и прост мой порог,
                                  
        постою у окна, помолюсь.                   
Допивая сиреневый смог,                    
        город включит созвездие люстр.                         
И оттолкнувшись от оконного креста,               
        как тень листа,                          
                я стану легок.            
И словно съежится, уменьшится,            
        растерянно отстав,            
Квадрат двора                      
        со стаей высохших пеленок.

Вот и снова грибная пора -
        легкий штиль в суете городской.
Можно снова летать до утра
        над притихшею летней Москвой.
И понятен, и прост мой порог,
        постою у окна, помолюсь.
Допивая сиреневый смог,
        город включит созвездие люстр.

И оттолкнувшись от оконного креста,
        как тень листа,
                я стану легок.
И словно съежится, уменьшится,
        растерянно отстав,
Квадрат двора
        со стаей высохших пеленок.

А потом я продолжу полет,
        над рекой, над Таганкой-вдовой.
Как большое трюмо небоскреб,
        отражать будет свет золотой.
Я круги буду в небе писать,
        и на стеклах плясать как на льду.
Я тебя буду всюду искать,
        и наверно опять не найду.

Я никогда тебя не видел, никогда,
        но лишь тогда,
                когда найдешься.
На гулкой улочке пустой,
        тебя узнаю без труда,
И ты меня увидев в небе,
        улыбнешься.

И вот так, бескончно давно,
        я кружу и кружу над Москвой.
Я как-будто снимаюсь в кино,
        про случайную встречу с тобой.
И возвратившись, долго я еще не сплю.
        сижу и пью, а лето тает.
Пускай стучатсяв мой ангар,
        я никому не отворю.
В нетрезвом виде
        авиаторы не летают.