Мы идем вдоль стены. На лозе сухощавой и тонкой
виноградные грозди нависли над каменной кладкой.
Мне сказала лиса, отвернувшись и глядя на камни:
--- Он зеленый и кислый, не трожь. Только дразнит напрасно.
Не зеленый, лисица, не видишь ли разве, сестренка?
Темным царственным пурпуром налиты тяжкие грозди.
Или шутишь со мною? Да шутка твоя не смешна мне --
я сама не слепая: зеленый не спутаю с красным.

Протянула я руку, упругие гроздья срывая,
тяжелы -- не удержишь, пронизаны солнцем -- прогреты.
В винных ягодах крупных за кожицей скрытая пыльной,
освежая язык, потайная таится прохлада.
Угощаю лису -- не берет и косится недобро:
Де, зачем человеку лисицыны слушать советы?
Только все человеки попятным раскаяньем сильны.
Ты не трогала б лучше чужого того винограда.

Нетерпенье да глупость -- извечно черты человечьи.
Для тебя он навеки пребудет зеленым и терпким.
Не вкуси ты его, дошагай до скончания камня --
там бы ждали тебя и айва, и янтарная слива.
Я потом поняла, что лисицыны значили речи.
Молча горе терплю. Но упорней упорного кремня
вызревает во мне: не вкуси я того винограда,
не была бы вовеки столь горько и терпко счастливой.