В “Неопалимой купине” первая строфа — испорчена временем и не слышна совсем.

Кто ты, Россия? Мираж? Наважденье?
       Была ли ты? есть или нет?
Омут... стремнина... головокруженье...
       Бездна... безумие... бред...

Все неразумно, необычайно:
       Взмахи побед и разрух...
Мысль замирает пред вещею тайной
       И ужасается дух.

Каждый коснувшийся дерзкой рукою —
       Молнией поражен:
Карл под Полтавой; ужален Москвою,
       Падает Наполеон.

Помню квадратные спины и плечи
       Грузных германских солдат...
Год — и в Германии русское вече:
       Красные флаги кипят.

Кто там? Французы? Не суйся, товарищ,
       В русскую водоверть!
Не прикасайся до наших пожарищ!
       Прикосновение — смерть.

Реки вздувают безмерные воды,
       Стонет в равнинах метель.
Бродит в точиле, качает народы
       Русский разымчивый хмель.

Мы — зараженные совестью: в каждом
       Стеньке — святой Серафим,
Отданный тем же похмельям и жаждам,
       Тою же волей томим.

Мы погибаем, не умирая,
       Дух обнажаем до дна.
Дивное диво — горит, не сгорая,
       Неопалимая Купина!