давай как будто это не мы 
лежали сто лет как снятые жернова, 
давились гнилой водой и прогорклой кашей.
знали на слух, чьи это шаги из тьмы, чье это бесправие, чьи права, что означает этот надсадный кашель
как будто мы чуем что-то кроме тюрьмы, за камерой два на два, но ждем и молчим пока что
как будто на нас утеряны ордера, или снят пропускной режим, и пустуют вышки,
как будто бы вот такая у нас игра, и мы вырвались и бежим, обдирая ладони,
голени и лодыжки,
как будто бы нас не хватятся до утра, будто каждый неудержим и взорвется
в семьсот пружин,
если где-то встанет для передышки
как будто бы через трое суток пути нас ждет пахучий бараний суп у старого
неулыбчивого шамана,
что чувствует человека милях в пяти, и курит гашиш через желтый
верблюжий зуб, и понимает нас не весьма, но
углем прижигает ранки, чтоб нам идти, заговаривает удушливый жар
и зуд, и еще до рассвета выводит нас из тумана
и мы ночуем в пустых заводских цехах, где плесень и горы давленого
стекла, и истошно воют дверные петли
и кислые ягоды ищем мы в мягких мхах, и такая шальная радость нас
обняла, что мы смеемся уже – не спеть ли
берем яйцо из гнезда, печем его впопыхах, и зола, зола, и зубы
в черном горячем пепле
как будто пересекаем ручьи и рвы, распускаем швы, жжем труху
чадящую на привале,
состоим из почвы, воды, травы, и слова уходят из головы, обнажая камни,
мостки и сваи
и такие счастливые, будто давно мертвы, так давно мертвы,
что почти уже
не существовали