Пятница, вечерний полумрак.
На улице ноябрь, черт его побери,
И кажется, каждый бродяга, каждый дурак,
Нищий, пустой прохожий, тот в метро чудак,
Духовно богаче и счастливее есть, чем ты. 

Телефон дрожит от вибрации. 
Смотрит на него, устало, измученно, тяжело.
Вызов от кого-то входящий.
– Алло.
И голос такой знакомый, бодрящий.
И близкий, как когда-то давно:
– Привет. Это я. Узнала? 
Уже поздно.. Не разбудил?
Допив вино из своего бокала, 
Она что-то ему отвечала, прибавляя:
– Ну, говори, чего ты звонил?

– Как дела твои? Жизнь? Работа?
– Ничего. Все своим чередом. 
– Может, встретимся? Завтра суббота. 
– Нет, ты знаешь. Прости. Но лучше давай потом. 

И почти сорвался с губ его вопрос
Горький, обездоленный и немой:
– А кому так лучше? Мне не лучше и тебе, я знаю, не лучше. 
Так кому и зачем мы врем?

А на деле (виноват уж точно, ноябрь: безлюдный, глухой и сырой) : 
– Ты слышала, вышел новый альбом … ?
– Да, я слышала, на концерте была, но он раньше был круче.
– С кем была ты ?
– С подругой Олей, вдвоем.

И еще пара фраз каких-то 
Общих, о погоде, например, за окном,
Все смешают в одну палитру,
Все, что есть и будет потом.

– Ну, тогда я пойду, ты слышишь?
Там за мною заехал друг…
– Стой. Отчего ты так часто дышишь?
Словно в голосе спрятан испуг.

– Это… Нет, тороплюсь я просто. 
И улыбкой скрывая боль:
–  Нужно очень много еще успеть, вот сейчас мы поедем в бар.
Она желает, что закончился в доме весь алкоголь,
И ей кажется, что на свете до нее еще никто никогда вот так не страдал.
–  Кстати, на часах ровно полночь, сошлись стрелочки в ноль. 
– Ты желание загадал?
– Нет, конечно. Все небылицы. 
Может, все таки свидимся? Ну, потом?
– Ты же в бар. А я еду в Ниццу. 
Завтра вечером, с женихом. 

– Замуж выходишь? Серьезно?
– Да.
– Стой, погоди.
– Я пойду, извини, уже поздно.

И только эхом стучит в груди:
«Я не знаю, что впереди.
Я не знаю, как жить, не зная твоих рук касаний, запаха кожи и вкуса губ,
Я пыталась, честно пыталась забыть обо всем, посетила кучу свиданий,
Но все одно: этот пуст, там богатый папа и сын его, наверное, оттого местами ужасно глуп;
А последний  был со мной непростительно и безбожно груб. 

Я устала. Скитаться все рядом до около счастья,
И искать замену тебе ежесекундно и ежечасно. 
И если ты скажешь, что это удел слабых, ты будешь прав
Но ты не скажешь, если узнаешь, как я 
С ума сходила потом от всего, все проклинав,
Навсегда любимой и любящей так и не став,
Объясниться во всем опоздав, 
А в итоге, эту игру в «независимых и сильных» в конец проиграв,
И весь разгром для себя осознав. 
Все фиаско.»

И пусть он еле держит еще телефон в руке. 
Голос его прерывает хаотичные мысли в ее голове,
Рвет молчание, хоть и сложно,

–  А спросить еще можно?
–  Да.
–  Просто, пойми, я не верю словам…
–  Ты не верь, а прими все как должное.
– Это точно?
– Да.
–  Я желаю лишь счастья вам!

И звонок оборвался. Громко, резко, построчно 
Пошли гудки.
А потом сплошная и вопиющая, кровь сосущая тишина.
И мысли сделались так невозможно неясны и коротки. 
«Я совсем одна. Никому не ребенок, не друг, 
не любимая, 
не жена.»

Если б знала она, что не ждет его друг
И гулять он собрался один – 
Оттого и застыл в дыханье испуг, –
Что быть порознь уже не хватает сил;

Если б знал он: есть где то во Франции Ницца,
Но ей ни сегодня, ни завтра – вообще не надо туда. 
И, конечно, все ложь про жениться,
Это вечно глупая в гордость игра. 

Что мешало сказать ей «да»?
А ему признаться во всем наболевшем?
Страх. 
Но если б знали они без лести,
Как сердца разбивают друг другу в крах,
И что души изранены, все в дырах,
И что «я хочу с тобою снова быть вместе»
Было мыслью обоих при полуночи на часах.
Они б точно вспомнили обо всем прошедшем,
О том чувстве, в них обоих приют нашедшем,
Ч