Все мы, святые и воры,
Из алтаря и острога
Все мы — смешные актёры
В театре Господа Бога.

Бог восседает на троне,
Смотрит, смеясь, на подмостки,
Звёзды на пышном хитоне —
Позолочённые блёстки.

Так хорошо и привольно
В ложе предвечного света.
Дева Мария довольна,
Смотрит, склоняясь, в либретто:

— Гамлет? Он должен быть бледным.
Каин?[1] Тот должен быть грубым…
Зрители внемлют победным
Солнечным, ангельским трубам.

Бог, наклонясь, наблюдает,
К пьесе он полон участья. —
Жаль, если Каин рыдает,
Гамлет изведает счастье!

Так не должно быть по плану!
Чтобы блюсти упущенья,
Боли, глухому титану,
Вверил он ход представленья.

Боль вознеслася горою,
Хитрой раскинулась сетью,
Всех, утомлённых игрою,
Хлещет кровавою плетью.

Множатся пытки и казни…
И возрастает тревога,
Что, коль не кончится праздник
В театре Господа Бога?!