Лёха Чих, фармазон, подогнал фуфеля,
Скрасить вечер за стирами в очко.
Она круто вошла, ножки, груди: а-ля! -
Я б всю жизнь с ней сидел в одиночке.

Веня лепень одел и расплавился весь,
Пальцы веером: «Здрасьте, гражданка,
Вам, наверно, ещё не сказали, что здесь
Сейф лохматый ваш вскроют, как в банке».

Он, довольный собой, подкатил на контакт,
Он по сейфам - учёная степень.
А она, плюнув на пол ему просто так, 
Вынув ствол, продырявила лепень.

Всем сказала: «Сидеть», - мы уложили ствол,
А она, как ни в чём не бывало,
Свою шляпку-каре положила на стол,
Из декольте маляву достала.

Веню жалко, хорошим он кольщиком был,
Не по воле красючке простили.
Пулю в ствол ей действительный вор зарядил,
И писал, чтоб её полюбили.

Слышь, с такого начала не делают дел,
Ты же с виду не катишь по масти.
Лёха Чих в прохоря через край насадил,
А тебе дырку сделать, как здрасьте.

Завтра авторитет просит в гости в Москву:
Есть дела, да малина подсела.
С ихней квалификацией - только в тюрьму,
А тверским, мол: не в кипеше дело.

Надо людям помочь; собрались на гастроль,
Взяли вместе с мешками карету.
А делить стали филки - заныла мозоль,
Я за Веню был с авторитетом.

Я всю долю мою оставляю в общак, 
Мне не надо ни много, ни мало.
Дай красючку свою, попахать с ней ништяк,
Ту, что Веню в Твери рассчитала.

Вор достал портсигар, папироски скомкал,
Он слегка приподнялся с трамвая
И сквозь зубы, с такою тоскою сказал:
«Забирай, я тверских уважаю».

«Как зовут то тебя?» - я спросил у неё.
Милка, нежное девичье тело.
Разряжайся, сегодня ты будешь моё,
Чтобы не было здесь беспредела».

Вор, как видно, её больше жизни любил,
Только чувства не выдал, поднялся.
И, не глядя, в неё барабан разрядил.
Начал что-то толкать, но сдержался.

А в тверском ГПУ молодой оперок
Шил дела с пролетарским размахом.
На столе у него я прочёл некролог,
И кольнуло в груди под рубахой.

«Была зверски застрелена бандой в Москве
На задании Савина Мила».
На [bad word] ведь работала, дым в голове,
А вора не спалила, любила.