Отгорел феерверк, перестала вертеться шутиха,
Блеск одежд карнавальных обернулся унылым тряпьём,
Опустел балаган и на рыночной площади тихой
То, что было театром, становится нашим жильём.

Мне не быть для тебя ни волшебной звездой, ни богиней.
Я твой друг, Арлекин, потому и доводится мне
Быть гораздо умней, чем положено быть Коломбине,
И гораздо добрей, чем положено просто жене.

Я до смерти с тобой поделю и очаг, и подмостки.
Если занавес поднят, я буду смеяться и петь.
И следить, чтоб завистник в твой грим не подсыпал известки,
И любить тебя так, как никто не сумеет посметь!