они ходили в школу, в один класс,
сидели за соседними партами.
у него был вечно подбит глаз,
а у неё — у неё дыры в карманах фартука.
они забирались, где швабры, под лестницу,
он залезал рукой ей под платье,
она дрожала и давала волю лицу:
корчила рожицы от счастья, проклятье!
уборщицы школы выгоняли их вон,
он облизывал пальцы и думал что он
никогда не станет таким, как эти –
идущие хмуро и рядом дети.

а у них была страсть…

она красила губы алой помадой,
её трусы были в крови, ей надо
было показывать свои голые ляжки
пьяному отцу за трёшку, пряжка
его ремня больно жгла.
а у него — у него не было острого ножа.
он совал руки в карманы, уверенно знал это он:
«мы с ней умрём вместе!» – записал как закон.

а у них была страсть…

ему было двадцать, ей без трёх месяцев,
он косил от армии, она пиво пила.
отца похоронили, её мать повесилась,
гильзы перекатывались, верёвка не сгорела дотла…
они курили гашиш, чтобы выше летать
он лизал её ноги, и между ног тоже,
она держала его голову и вспоминала мать,
мрак и жуть плыли по её счастливой роже!

а у них была страсть…

у них кончились деньги, они ограбили столовую,
раненая кассирша сжимала стобаксовую.
они убежали на море и жили на пляже,
питались сырой рыбою, крабами, и вот однажды
он ел её экскременты, размазывая по лицу,
она мыла его морем, тая жалость к отцу,
она стала похожа на клюшку, которой забивают голы,
он заплетал её волосы, думая: «если бы мы могли…»
но они не смогли, приехали органы,
на автомобилях черных они пляж окружили,
кричали в рупор: «уже в морге вы!»
и рыбы серые в глазах его ожили…

а у них была страсть…

он поцеловал дула и вставил их ей меж ног,
она вздохнула: «ты мой единственный бог…»
она разлетелась кусками по скалам,
и крабы прожорливые побежали на слалом.
он подобрал кусок её и поцеловал в мозг,
автомобили чёрные фары раздули,
он закричал: «я ебал вас в рот!!!»
и вложил себе в рот две горячие пули…

а у них была страсть…