ПѢСНИ И ПЛЯСКИ СМЕРТИ.
ТРЕПАКЪ.

Лѣсъ да поляны, безлюдье кругомъ.
Вьюга и плачетъ, и стонетъ;
чуется, будто во мракѣ ночномъ,
злая, кого-то хоронитъ.
Глядь, такъ и есть! Въ темнотѣ мужика
смерть обнимаетъ, ласкаетъ;
съ пьяненькимъ пляшетъ вдвоемъ трепака,
на ухо пѣснь напѣваетъ:
«Охъ, мужичокъ, старичокъ убогой,
пьянъ напился, поплелся дорогой;
а метель-то, вѣдьма, поднялась, взыграла,
съ поля въ лѣсъ дремучій невзначай загнала.
Горемъ, тоской да нуждой томимый,
лягъ, прикорни да усни, родимый!
Я тебя, голубчикъ мой, снѣжкомъ согрѣю,
вкругъ тебя великую игру затѣю.
Взбей-ка постель, ты метель, лебедка!
Гей, начинай, запѣвай, погодка!
Сказку да такую, чтобъ всю ночь тянулась,
чтобъ пьянчугѣ крѣпко подъ нее заснулось.
Ой вы, лѣса, небеса да тучи,
темь, вѣтерокъ да снѣжокъ летучій,
свѣйтесь пеленою, снѣжной пуховою;
ею, какъ младенца, старичка прикрою.
Спи, мой дружокъ, мужичокъ счастливый,
лѣто пришло, расцвѣло! Надъ нивой
солнышко смѣется да серпы гуляютъ;
пѣсенка несется, голубки летаютъ…»

(Арсеній Аркадіевичъ Голенищевъ-Кутузовъ, 1875)