мы корреспонденты господни, лена, мы здесь на месяцы. 
даже с дулом у переносицы 
мы глядим строго в камеру, 
представляемся со значением. 
Он сидит у себя в диспетчерской - вечность высится, 
духи носятся; 
Он скучает по нашим прямым включениям. 

мы порассказали Ему о войнах, торгах и нефти бы, 
но в эфир по ночам выходит тоска-доносчица: 
"не могу назвать тебя "мое счастье", поскольку нет в тебе 
ничего моего, 
кроме одиночества". 

"в бесконечной очереди к врачу стою. 
может, выпишет мне какую таблетку белую. 
я не чувствую боли. 
я ничего не чувствую. 
я давно не знаю, что я здесь делаю". 

"ты считаешь, Отче, что мы упрямимся и капризничаем, - 
так вцепились в свое добро, что не отдадим его 
и за всю любовь на земле, - а ведь это Ты наделяешь призрачным 
и всегда лишаешь необходимого". 

провода наши - ты из себя их режешь, а я клыками рву, - 
а они ветвятся внутри, как вены; и, что ни вечер, стой 
перед камерой, и гляди в нее, прямо в камеру. 
а иначе Он засыпает в своей диспетчерской.