"Мы у жизни в гостях," - 
Так сказал и пошел
Человек с неразгаданным взглядом.
Вил гнездо за гнездом 
На чужих облаках
И командовал тихим парадом.

Душу тяжко душить 
Даже [лунной?] петлей,
Невесомость веревки смертельна.
Человек поздоровался 
С этой землей
И стал ангелом в старой котельной.

Уголь, песни, огонь,
Сигареты и дым.
Не  в Монтре, над расфранченной гладью.
Обласкал кочегара: 
"Ханжа... Третий Рим..."
И отправил просить Христа ради
Новый день, чтоб дышать,
Дом на час - чтоб поспать,
И струну, вместо порванной старой.
И на кухне, где слово гудит во хмелю
Стал он братьям по разуму дорог и люб,
Но такая любовь стоит дьявольски мало. 

Для полярной звезды 
У шамана купил
Эскимосом прострелянный бубен
И с котельной на небо 
Все время ходил,
Да о Солнце обжег свои губы

И не смог целовать глупых девок и баб.
Счастье спряталось в сон.
Неизвестность.
И все звуки отринув, рванула со дна
Разгулявшихся дней и ночей тишина,
Предлагая себя музыканту в невесты.

Подоконник. Волчок.
Два ботинка стоят 
Непривычным дорожным сомненьем.
Погостил, и за хлеб
Всем воздал во сто крат.
Молча, бросился ввысь. В озаренье.

Горлом песня не шла. 
Словно кровь. Не могла.
Заблудилась внутри, испугалась,
Отрекаясь от сердцем угаданных нот.
И годами в окно 
Смотрит вслед проигравшая старость. 

"Был у жизни в гостях" - 
Так сказал и пошел
Человек с неразгаданным взглядом.
Вить гнездо за гнездом на гнездом
На чужих облаках
И командовать тихим парадом.