Вежливый Отказ (жанры:avant-garde, russian, jazz, avantgarde, progressive rock)

ВЕЖЛИВЫЙ ОТКАЗ

V E Z H L I V I Y O T K A Z

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Роман Суслов

"Вежливый отказ"- московская музыкальная группа, созданная в 1985 году студентами и выпускниками МИФИ . Первыми участниками были Пётр Плавинский - автор названия группы, ряда песен и клавишник , Роман Суслов - автор другого ряда песен, гитарист, Дмитрий Шумилов - вокалист, Михаил Верещагин - бас-гитарист, Михаил Митин - барабанщик , Аркадий Семенов, а затем Гор Оганесян - поэты и шоумены.Первый концерт в ДК Института Атомной Энергии им.Курчатова состоялся зимой 1985 года. Ироничными текстами, джазовыми и псевдоклассическими аранжировками “Вежливый Отказ” сразу не вписался в рок-н-рольное движение 80-х годов с его честностью и революционно-героическим пафосом.

С 1985 по 1986 группа активно выступает по москве и области, маневрируя между “квартирниками” и студенческими вечерами. “Вежливый Отказ” записывает свой первый магнитоальбом “Опера”. Плавинский уходит из группы.

В декабре 1986 года на дне рождения Рок-Лаборатории “Вежливый Отказ” показывает новую программу “Пыль на ботинках”. Под бой барабаннов Аркадий Семёнов трубит свои стихи. На сцене - Гор Оганесян размахивает тухлым мясом.Музыка- жёсткая и агрессивная. Прямо на концерте к группе присоединяется саксофонист Владимир Давыдов.

С 1986 по 1988 на волне “Перестройки” “Вежливый Отказ” участвует в многочисленных сольных и сборных концертах, фестивалях и проектах, связанных с кино и изобразительным искусством. "Вежливый отказ" играл в общих концертах с UB40, Lindsey Cooper, Orthotonics, Fred Frith ("Keep the Dog"), Tim Hodgkinson, Peter Hammil, Ustad Fateh Ali Khan и "Misty in the Roots", "Не Ждали", "Аукцыон", "Звуки Му". Музыка приобретает астенически-утонченный характер. Отчасти меняется состав и перераспределяются роли: нет больше шоу и саксофона, появляется рояль, с ним - Максим Трефан, Суслов поет, Шумилов играет на бас-гитаре. Итогом деятельности “Вежливого Отказа” советского периода стала так называемая “Белая пластинка”, выпущенная фирмой “Мелодия” 125-ти тысячным тиражом.

К 1989 году “Вежливый Отказ” определяется окончательно в своих творческих принципах: музыке отдается предпочтение и перед самоценной поэзией и перед самодостаточным перформансом. В группе остаются только музыканты, очевидный лидер среди них - Роман Суслов. На концертах обкатывается программа “Этнические опыты”, где Роман отказывается от поэтического текста и обращается к языку фонем. С этим нечленораздельным пением “Вежливый Отказ” удачно гастролирует по всей Европе вплоть до 1991 года, пока не разваливается СССР и не иссякает интерес ко всему советскому.

В 1992-ом, осев в Москве, музыканты облачаются в чёрные фраки и белые чесучёвые костюмы, сводят до минимума количество концертов и за три дня записывают свой самый холодный, изысканный и бесконечно далекий от советского народа альбом “И-и-и Раз!”. С новой программой группа едет в Берлин на фестиваль авангардной музыки .

С 1995 года музыканты “Вежливого Отказа” помимо регулярных сольных концертов играют в столичных арт-клубах “Третий путь”,“Бедные Люди” и др. Для музыкантов участие в “Вежливом Отказе” всё больше превращается в приятную необходимость проведения свободного времени. Потихоньку пишуться новые песни, появляются новые музыканты, и созревает необходимость оформить накопившийся материал. В 1997 году выпускается альбом “Коса на камень”, за ним готовится следующий , под рабочим названием “Герань”.

СОСТАВ:

Михаил Митин - барабаны

возглавляет отдел информационных коммуникаций в крупнейшем столичном издательском комплексе. Учился в единственной в 80-е годы в Москве джазовой студии.

Роман Суслов - вокал,гитара

работая после института инженером-системотехником, занимался с известным преподавателем игры на народных струнных инструментах Игорем Мяликом и добился неповторимо свободной манеры исполнения; “хранитель” основной концепции группы и автор всех композиций, в которых, впрочем, оставлено достаточно возможностей для импровизационного самовыражения других музыкантов. В 1990 году основал один из первых в стране частных конных заводов, где проводит сегодня большую часть своего времени.

Дмитрий Шумилов - безладовый бас

Играющий также в различных авангардных проектах: в том числе, в американо-европейском “Оркестре Взволнованных Струн”. Снялся в роли “негра Вити” в популярном фильме Сергея Соловьева “асса”; подготовил эстрадную программу собственных песен. Закончив по классу вокала училище при московской консерватории, исполнил ряд вокальных и клавишных партий в первых двух альбомах..Работает композитором рекламных роликов.

Максим Трефан - рояль

Ученик одного из последних представителей старой плеяды московских пианистов проф. Бошняковича О., и ныне проф. Венской консерватории проф. Брумберга Л. . Играл “новую волну”, “этно-бит”, и “трэш-металл” в группах “Николай Коперник”, “Альянс”, “Коррозия Металла”. Выступает с сольными проектами. Работает брокером.

Андрей Соловьев - труба

Джазовый музыкант, участвующий во многих авангардных и фри-джазовых проектах.. Ведущий музыкальных программ на радио.Философ по образованию и по жизни.

Павел Тонковид - саксофон

Самый молодой и здоровый участник группы. Выпускник музыкальной Академии им. Гнесиных. Работает в Православной церкви певчим.

Звукорежиссеры “Вежливого Отказа” - Андрей Пастернак (в прошлом бас-гитарист в музыкальной группе театра Анатолия Васильева), возглавляет студию звукозаписи всероссийского театрального общества. Звукорежиссер “Программы А”, первой на российском телевидении начавшей осуществлять прямые стерео-трансляции концертов современной музыки. Андрей Ветр, в прошлом один из ведущих звукорежиссеров всесоюзной фирмы грамзаписи “Мелодия”, а также - Антон Марчук, работавший с легендарной группой Петра Мамонова “Звуки Му”, постоянный звукорежиссер "Вежливого отказа" последних лет.

ДИСКОГРАФИЯ:

1. "Опера-86", Москва, 1986 (магнитоальбом);

2. "Пыль на ботинках", Москва, 1987 (магнитоальбом);

3. "Вежливый отказ", Москва, 1989, ВТПО "Мелодия" (LP);

4. "Этнические опыты", Finland, 1990, "Rockadillo" (LP, CC);

5. "И-и раз!..", Москва, 1992, "Фили" (LP);

6. "Этнические опыты", Москва, 1994, "Триарий" (CD);

7. "И-и раз!..", Москва, 1995, "Фили" (CD, CC);

8. "Вежливый отказ 1985-1995", Москва, 1995, "Фили" (CD, CC);

9. "Вежливый отказ", Москва, 1996, "Фили", (CD).

10. "Коса на камень", Москва, 1997, “Фили”, (СD)

11. ."Вежливый отказ", Москва, 1999 (CD single)
______________________________________________________
а вот и статейка из журнала
«Московские Новости» №37 от 15 - 22 сентября 1996 г.
(рубрика ПОКОЛЕНИЕ ИКС)

Александр Буртин

Вежливый отказ Романа Суслова
Эта история всегда казалась каким-то красивым мифом. Всем было известно, что уже пять лет назад лидер «Вежливого отказа» - одной из самых лучших и, безусловно, самой сложной и изящной русской рок-группы - укатил куда-то в глухую деревню, стал фермером и никого к себе не пускает. На фоне нудной суетности последних лет жизни отечественного рок-н-ролла - всех этих мертвящих тусовок, презентаций, пресс-конференций, клубов, радиоэфира, деланного апломба, нотаций и кокаина - опыт Романа Суслова выглядел прекрасной загадкой.

Кен Кизи варит сыр в Орегоне, Ян Андерсон забросил свой «Jethro Tull» и разводит на шотландском побережье рыбу, Рома Суслов с женой Аней выращивают в Тульской области корма - осуществленная утопия контркультуры.

Но за извечными образами поэта-пастуха или пришедшего к простоте авангардиста в каждом конкретном случае стоят совсем не похожие друг на друга жизни. Зачем все-таки нужно было, бросив все, удирать из этого мира? И зачем теперь, извлекая группу из не­бытия, начинать все по новой?

ИНТУИЦИЯ

РОМАН: А мы тогда не рассматривали свой отъезд как бегство. Собственно, это не было сколько-нибудь продуманным шагом - все сложилось как бы случайно. Был девяностый год, мы вернулись со всяких гастролей - в Скандинавию ездили, в Италию, и чувство было такое, что нет ничего невозможного, что никаких тормозов, делай что хочешь. А делать-то нам было особенно нечего: мы как раз записали «Этнические опыты», поставили очередную точку. В это время кто-то позвонил и предложил купить трех лошадей - они бы иначе под нож пошли. А у нас такой кураж: «Что? Лошадки? Запросто!» Купили. А куда девать? И тут как раз всплыл вариант с покупкой дома под Белевом, Аня загорелась безумной идеей спасать этих несчастных лошадей, а я решил: почему бы и нет?

Хозяйство тоже сложилось без всякого плана. Коняг надо было чем-то кормить, я принялся выбивать технику. Преуспел, конечно, не очень - просто в силу невозможности давать взятки или выстаивать в очередях среди этих несчастных фермеров, которые плакали у кабинетов начальников и просили какие-то трактора.

АННА: Нет, на самом деле в провинции начальники все-таки поприличнее столичных. Там если вы пришли к человеку и он не полный идиот, то он вас выслушает и будет что-то конкретно решать. Голову не морочат. Да и людей, готовых просто помогать, гораздо больше. Вот с милицией у нас очень человеческие отношения, чуть что - они сразу же: «Ой-ой-ой, надо помочь».

РОМАН: Ну, там все есть - и помощь, и взятки, и водка. Но, в общем, Аня права - первый кусок земли нам по просьбе председателя райсовета дали. А второй вообще как-то сам собой достался: колхоз его совсем бросовым считал. А нам для сена он идеально подходил. И потом, место красивое.

- Погодите, погодите. Если какая-то случайность так легко смогла выбить вас из вязкой московской жизни, значит, в этой жизни не было смысла…

АННА: Нет, скорее, появились новые возможности. При советской власти ведь не только за кордон нельзя было уехать, но и в глубинку. Что там было делать-то? Поэтому, когда появилась возможность, кто-то рванул за рубеж, а кто-то в деревню. Внутренняя потребность и у тех, и у других была и раньше.

Эпоха, конечно, тоже свою роль сыграла: видимо, каким-то шестым чувством мы поняли, что теперь всем придется не музыку писать, а локтями сучить, за популярность бороться. Ну и подсознательно сообразили, что лучше уж картошку сажать. Наш отъезд был всплеском интуиции.

РОМАН: Но все это не было каким-то «отрясением праха», мы ни с чем особенно не порывали - нас было двое, нам помогал Анин брат, ее семья купила нам первый трактор. А то, что тогда казалось случайным, сегодня оказывается исполненным смысла. Прочувствовать это на себе - очень интересный опыт.

АННА: Опыт и был нашей настоящей целью; если бы мы двинули туда деньги зарабатывать, то потерпели бы полное фиаско. А тот, кто ищет опыта, всегда получает свое.

- А то, что жизнь выписывает такие кренделя, вас не пугает?

РОМАН: По природе я скорее склонен существовать по программе, задаваемой обстоятельствами, историей, родителями, - мне так довольно комфортно. Мне нравилось быть отличником и в школе, и в институте, меня не мучило то, что моя судьба решается другими. Заданности у меня в крови хватает. Поэтому сюрпризы, которые я сам себе преподношу, меня только радуют - значит, все в порядке, еще не умер. Я не хотел бы ставить перед собой жизненные задачи и выполнять их, отсекая все лишнее. Мне нравится более тонкое отношение к миру, нравится прислушиваться к случайностям и сверять их с внутренним чувством правильности происходящего.

ПЛАНЕТА ЛЮДЕЙ

- Если ваш отъезд не был бегством, зачем было устраивать там такой заповедник?

РОМАН: В смысле никого не пускать? Это было просто продолжением нашего московского поведения. Здесь мы тоже играли свою, достаточно чистую музыку, недоступную воздействию чего-либо внешнего. И в деревне хотели создать что-то совершенно свое. Круг друзей у нас всегда был невелик, но хорошо отобран.

- А новые друзья появились?

РОМАН: У нас там странные друзья. Вот у Ани есть одна женщина, Маргарита Федоровна, бывшая агрономша, на пенсии, одинокая. Мы к ней в гости ходим. А у меня друг - директор хлебоприемного пункта в Белеве, ему уже 63, лагеря прошел. И все. Знакомы-то мы, естественно, со всеми.

- Ну и кто они, эти «все»? Как-то вы говорили, что местные колхозники - это "дворняжки", на которых действует только сила. А теперь рассказываете про их душевность…

РОМАН: Да, в отличие от города, там остались какие-то ростки человеческого - нелепые и одновременно обильные. Когда натыкаешься на эту жилу, видишь, что она бесконечная. Это греет. А сила как основной способ контроля над работниками - вещь довольно очевидная.

АННА: Надо понимать, что 80 процентов взрослого мужского населения там страшно пьют, они просто больные люди. И общение получается таким… медицинским - продуманным и грубым. Не давать им пить совсем нельзя - значит, надо рассчитывать, что сейчас ему нужно налить сто граммов, а потом он дожен вести себя так, чтобы получить следующие сто пятьдесят. И надо следить, чтобы он не перехватил где-нибудь на стороне.

- А не оборачивается ли это обычным использованием людей?

РОМАН: Ну да, так они же за это приличные деньги получают. В колхозе было бы в два раза меньше, если бы там вообще платили.

- Но вы сами говорили, что хотите какого-то неординарного строя человеческих отношений. Вы же не считаете правильным, что какой-нибудь бандит в клубе требует: «Мурку давай!» А он тоже вам деньги платит.

РОМАН: Вообще говоря, этот бандит прав, хотя нам это и неприятно. Тут ведь производство. Решили, что будем добиваться конкретного результата - значит, надо учиться поступать так. А сомневаться можно по осени.

АННА: Да мы ведь много думали об этом, переживали. Я всех пьяниц собирала, зеков каких-то, жалела их, ныла: «Рома, давай возьмем на работу, они такие голодные». А в результате они убили нашу собаку, отвернули головы кроликам… Деревенская жизнь научила нас: нельзя выдумывать за людей их будущее. Мол, сейчас он бросит пить, станет человеком. Нет.

РОМАН: Аня их приводит, а потом сама же силой с трактора стаскивает, когда видит, как они ездят. Я как-то так сразу выгнать не могу: ну, живет же у нас человек, ужинаем вместе. А Анна уже научилась. Лет пять назад был всплеск фермерства, многие попытались бросить пить, землю взяли. Сейчас почти все они торгуют, у нас в округе настоящих фермеров двое - я и еще один.

ШАГ ЧЕРЕЗ ГРАНИЦУ

- Кен Кизи перед тем, как уехать в деревню, заявил, что литература умерла и писать он больше не будет. Вы тоже перестали сочинять, почему?

РОМАН: Трудно сказать. Здесь не было какого-то отрицания одного другим; музыка и земля - вещи параллельные. Но ведь дело-то новое, всех сил требовало. Физический труд до сих пор представляет для нас проблему: грязь страшная, вставать надо черт-те когда…

- А творческой пустоты не было?

РОМАН: Я ведь тоже сужу по собственной «поверхности», а на ней ничего не проявлялось, наброски не лезли.

- Это не пугало?

РОМАН: Конечно, нервничаешь какое-то время. Но такие периоды должны случаться, я понял, что молчание - это не симптом болезни.

- А почему снова начали писать? Был же какой-то момент, когда вы придумали первую песню после пятилетнего перерыва.

РОМАН: Все ведь не так происходит. Иногда что-то начинает звучать в голове, а ты долго не обращаешь внимания, не пытаешься оформить.

- Вы туда даже гитару вроде не брали. Это был символический жест?

РОМАН: Да нет, там просто климат плохой для инструмента.

- Громкая фраза «рок-н-ролл мертв» наконец потеряла свою актуальность - это уже никого не беспокоит. Эпоха действительно кончилась, появилась какая-то новая культура, даже бывшие корифеи рока типа Роберта Фриппа записывают техно. Ощущаете вы связь с уходящей рок-н-рольной традицией или вас радуют модные направления?

РОМАН: Ни то, ни другое. Рок был выбран просто как современная на тот момент музыкальная форма. А сейчас я от этого однообразия звучаний уже подустал. Впрочем, черт его знает: может, и есть какая-то связь с этой традицией - я вот обычно не люблю, когда на сцене шумно, а порой, наоборот, так захочется погреметь. А техно меня не радует. Это музыка довольно рассудочная, описательная, типичный европейский авангард. Мне вообще мало что нравится; хотя была тут радость - послушал как следует Фреда Фрита, фильм их посмотрел «Шаг через границу», - и все оказалось мне очень близким: мелодийные темы, ритмический рисунок. Очень смешная и естественная музыка.

- Если рок для вас - это случайно выбранная форма, значит, и ваши выступления тоже только лишь стилизация под рок-концерты. Но ведь для публики рок-концерт - это сакральное действо. Хорошо ли притворяться жрецом?

РОМАН: Выход на сцену - это некая неизбежность: раз написал, надо же про­изнести. Я на гитаре со сцены с восьми лет играю. Привык.

- То есть неприятная необходимость?

РОМАН: Нет, конечно. Если б я не любил… Трудно сказать: как целое концерты мне редко нравятся, но на каждом из них бывают какие-то пиковые музыкальные удачи, катарсические моменты, которые подсознательно очень хочется повторить. А публике сейчас сакральное действо не очень-то нужно. Я по последним концертам заметил: новая аудитория появилась - способная, чуткая, но холодная. Соплей у нее нет, хотя иногда и хотелось бы.

АННА: Что касается роли жреца, экстатического надрыва, то меня этот надрыв обычно не убеждает - уж больно он какой-то хилый, болезненный.

- А где здоровый?

АННА: А вот, кстати, в поле здоровый.

РОМАН: Но и там, и там есть ощущение восторга. Правда, на концерте драйв ощущаешь в процессе, а в поле, в основном, по сделанному: глядишь на эти двенадцать гектаров, которые ты за день нафигачил, и чувствуешь, как дух захватывает.

АННА: Да там и в процессе страшно похоже. Все нормальные крестьяне в поле утром выезжают, а мы со всей этой компанией полдня валандаемся, вся работа в темноте идет. Так это натуральный концерт, вечеринка. Вся техника светит, все огромное (я помню первое свое впечатление от комбайна - настоящий монстр, инопланетное чудище; и он тут под тобой, ты им рулишь, ух!), все грохочет, тонны сена летят. Фантасмагория! И чувство там бывает как на концерте, когда тебя не слушают: «Задавить. Прижать этих мелких - ну кто они? Задавить!» Пафос тракториста. Вы бы в это время на Рому посмотрели - вот где надрыв.

- Но, в отличие от концерта, работа в поле вряд ли воспринимается как ритуал.

РОМАН: Как сказать. Элемент литургии тут тоже есть - в постоянном осознании того, что ты что-то творишь с землей. Даже не с землей, а с Землей, чувство слияния с планетой. Утилитарной пользы в нашей деятельности мало - кто еще с таким упорством выращивает траву? Типичный ритуал.

- Но вы же ее продаете?

РОМАН: Продаем, в Москву возим, там ведь, если приглядеться, в каждой подворотне по лошади стоит, в каждом гараже и детском садике. Одна дама трех коров завела.

АННА: Сколько знакомых у нас с этим сеном появилось! Есть одна безумная женщина, которая во Внукове полсотни коз держит. Так она Рому любит - у окна ждет, встречает, бегает с козами по взлетной полосе. Да что говорить, вся наша жизнь теперь - это сено.

Как и многие, я привык к миру масок, усвоил, что интервью с артистом - это инструмент создания имиджа. И потому упорно пытался подогнать собеседников под какое-нибудь комфортное клише. Мы говорили много часов, а шаблон все не находился - передо мной сидели просто независимые, самостоятельные люди, удивительно нормальные. От предлагаемых банальностей они вежливо отказывались. И я понял, что весь интерес только в них самих.