пока в американской традиции
герои не нашего времени
искали не наши лица на пакетах с молоком,
мы - отвергнутые и опустошенные
делили сон - один на сотню.
и в зубах каждого застревала
автоматная очередь

я сопротивляюсь каждому своему выдоху,
цепляюсь за страницы книг, липкие мысли
иностранных писателей.
хемингуэй с тобой, ну тебя в кафку,
а не пошел бы ты к хармсу.
заполняю все пробелы цитатами,
все мысли картинками и иллюстрациями.
моя шаткая мудрость, почерпнутая
из подростковых перипетий,
раскрашенная взрослением и косметикой,
начинает рваться выдохами и вдохами
к выходу из меня, прорываться творчеством,
внутриматочное искуcство растет и становится больше и больше.

постмодернизм объявил, что все было сказано,
мне захотелось изобрести новый алфавит
и завести в формате комнаты собственное государство
с королевой-государыней червовой масти,
с министрами-литераторами, лауреатами нобелевских,
с плюшевыми служителями закона

мне захотелось запустить вселенную в формате комнаты,
почувствовать себя богом,
потому что бог во мне, а не бог со мной.

а люди говорят о гамбургерах из политических группировок,
люди со знанием дела обсуждают законы и падения астероидов,
прогнозируют конец света, революции, смерть президента,
людям как всегда кажется, что они единицы общественного мнения,
тогда как они только песчинки в часах отмеряющих вечность,
люди беспечно отдают друг друга на съедение,
исступленно веря одновременно и в исуса и в переселение душ,
в ганешу, кабалу, ури геллера и колу ноль калорий,
никто не верит в любовь, но все верят в занятия любовью.

я сопротивляюсь каждому своему выходу в открытый космос,
затягиваюсь в корсеты будней, легинсы повседневности,
повязываю на шею галстук-поводок.
все непричастные ко мне обороты выделяются точками,
все просто, срок в сорок дней и про мертвых забудут
все, кроме близких, срок в сорок дней
и мои стихи перестанут быть свежими и чистыми,
меня занюхают, запачкают,
а я сопротивляюсь сама себе, делая вид,
что моя душа не потерявшая вкус жевачка,
а что-то все еще универсальное,
это крайняя степень зашоренности говорить всем,
что они стереотипны,
это особая свобода, любить в чистом виде,
опуская то, что любовь в чистом виде банальна,
все что повторяемо становится популярным.
поп-музыка, поп-религия, поп-поэзия...
я не против этого, я против того, как это называют.

поэты начинают с эпатажа хотя бы по созвучности,
поэты начинают с революции и сопротивления кому-чему-нибудь.
поэты выступают как пророки, проповедники и провокаторы,
и виждь и внемли, и стой грудью, и не дели мир
на бедных и богатых, потому что мир неделим ничем кроме войны,
будь умнее, слушай хиппи, они не посоветуют плохого
make love not war, люди сопротивляются не один против одного,
а многие против многих, потому что сопротивление - это единение душ, желание быть за
а не желание быть против