Нашепчи ручей, как ты его любила, 
как цветы от сока оставляла на татами, 
вместо криков выдыхала - мой бамбино! 
Тушью на спине якудзы расцветали. 
Скромный парень-морячок в клешах индиго, 
он ходил в Игарку, в Рио, в Нагасаки, 
угощал портовых кошек терпким ромом, 
кошки плавились, смотрели и вздыхали. 

Звёзды тают на груди, 
поцелуев шёлк, 
я по палубе морей 
за тобой пошёл. 
Лови блесну! 

Нашепчи ручей, как он ложился рядом 
и шептал тебе - девчонка-недотрога, 
как любил тебя и твой дурной характер, 
за руку водил тебя через дорогу. 
Ты ждала его сначала, как волчица, 
трогала себя, шептала "мой бамбино", 
плакала под утро, нервно угасая, 
а потом сдалась и вовсе разлюбила. 

Звёзды тают на груди, 
поцелуев шёлк, 
я по палубе морей 
за тобой пошёл. 
лови блесну! 

Сакура цвела, как ты в руках другого, 
и следы от сока, как и прежде, на татами. 
Те же вздохи, так же ласково - бамбино, 
тушью на спине якудзы расцветали. 
И перо в него вошло, как в нежный тофу 
где-то под Игаркой, то ли в Нагасаки. 
Нежный парень-морячок в клешах индиго 
по случайности погиб в портовой драке. 

Звёзды тают на груди, 
поцелуев шёлк, 
я по палубе морей 
за тобой пошёл. 
лови блесну!