с ним ужасно легко хохочется, говорится, пьется, дразнится; 
 в нем мужчина не обретен еще; 
она смотрит ему в ресницы – почти тигрица, обнимающая детеныша. 
он красивый, смешной, глаза у него фисташковые; 
 замолкает всегда внезапно, всегда лирически; 
его хочется так, что даже слегка подташнивает; в пальцах колкое электричество. 
он немножко нездешний; взор у него сапфировый, как у уайльда в той сказке; 
высокопарна речь его; 
его тянет снимать на пленку, фотографировать – ну, бессмертить, увековечивать. 
он ничейный и всехний – эти зубами лязгают, те на шее висят, не сдерживая рыдания. она жжет в себе эту детскую, эту блядскую жажду полного обладания, и ревнует – безосновательно, но отчаянно. даже больше, осознавая свое бесправие. 
они вместе идут; окраина; одичание; тишина, жаркий летний полдень, ворчанье гравия.  
ей бы только идти с ним, слушать, как он грассирует, наблюдать за ним, «вот я спрячусь – ты не найдешь меня»; она младше его и тоже почти красивая. только безнадежная. 
она что-то ему читает, чуть-чуть манерничая; 
солнце мажет сгущенкой бликов два их овала. 
она всхлипывает – прости, что-то перенервничала. перестиховала. 
я ждала тебя, говорит, я знала же, как ты выглядишь, как смеешься, как прядь отбрасываешь со лба; 
у меня до тебя все что ни любовь – то выкидыш, я уж думала – все, не выношу, несудьба. зачинаю – а через месяц проснусь и вою – изнутри хлещет будто черный горячий йод да смола. а вот тут, гляди, - родилось живое. щурится. улыбается. узнает. 
он кивает; ему и грустно, и изнуряюще; трется носом в ее плечо, обнимает, ластится. 
 он не любит ее, наверное, с января еще – но томим виноватой нежностью старшеклассницы. 
она скоро исчезнет; оба сошлись на данности тупика; «я тебе случайная и чужая». он проводит ее, поможет ей чемодан нести; она стиснет его в объятиях, уезжая. 
и какая-то проводница или уборщица, посмотрев, как она застыла женою лота – остановится, тихо хмыкнет, устало сморщится – и до вечера будет маяться отчего-то.