Краской залило мне уши багрянцем.
Свою неуёмную скромность кляня,
Шепчу я девице, кружа ее в танце:
“Ты знаешь, какой вот я весь из себя”.

Мне трактористы отдали свой трактор,
Чтоб землю я вдоль–поперек бороздил.
Однако, зная свой чуткий характер,
Я и комбайн у них попросил.

И даже Гагарину Юрию
Я бросил бы в лицо наверняка:
“Ну, ты парень даешь в натуре.
А чем ты, Юра, лучше меня?”

Читаю я детям стихи днём и ночью,
Как наш дядя Стёпа подался в [bad word] 
И думаю: всё же, какой же я очень
Хороший. Как много во мне доброты.

Тогда подойду к дирижёру оркестра
И палку, что машет он, я отниму.
Скажу ему: “Брысь! Нам обоим тут тесно.
Рулить можно только мне здесь одному”.

И даже Гагарину Юрию
Я бросил бы в лицо наверняка:
“Ну, ты парень даешь в натуре.
А чем ты, Юра, лучше меня?”

Поверьте, товарищи, в космосе дырки,
А к ним улетел звездолёт и притих.
Вы дайте патроны, ракету и вилку,
Я сделаю так, чтобы не было их.

А если вдруг взмою я в диком закруте
И влопаюсь с визгом в чужой самолёт,
“Прощай”, – прошепчу я на парашюте, -
Верши же достойно последний полёт”.

И даже Гагарину Юрию
Я бросил бы в лицо наверняка:
“Ну, ты парень даешь в натуре.
А чем ты, Юра, лучше меня?

Чем ты, Юра, лучше меня?

Чем ты, Юра, лучше меня?”