Я контужен осколочным из девяностых,
Один из немногих выживших, как в сериале ЛОСТ,
С неактуальными наивными понятиями,
Когда неродные называют друг друга братьями,
Как Данила Багров, могу вписаться в тему,
Но борцы с системой сами стали системой.
Перебираю, как чётки, лица из прошлого,
Ладонь слюнявит щенок кем-то брошенный.
Из людей всё лучшее досуха выжали,
Закособочило души - но люди выжили,
Горемыки карасями по обочинам сохнут:
Всё равно сейчас или завтра сдохнуть.
Мажут уши мёдом, я чувствую уксус.
В улыбках пасечников собачий прикус
При любом урожае сторож будет кричать
В спину: "Стой или буду стрелять."

Ну-ка стой или буду стрелять!

Тоска ест моё сердце, жадно чмокая,
Я пью с фотокарточками, не чокаясь.
Деда моей бабки расстреляли на болоте,
Прадед в сорок третьем в землю лёг пехотой,
Потом одни страну великую заново строили,
Другие за колючкой ходили строем.
Опрокинули небо, а там такая свобода,
Скоро дожди опять потонет народу.
Васильковое небо, в глазах мой сын,
Он смеётся у папы, как ёж, борода и усы,
Обезглавленной курицей, сердце прыгает в пляс,
Когда я думаю, что будет после нас.
Мажут уши мёдом, я чувствую уксус.
В улыбках пасечников собачий прикус
При любом урожае сторож будет кричать
В спину: "Стой или буду стрелять."
Ну-ка стой или буду стрелять!