Наш вагон зацепил человека.
По частям человека внесли.
Если выживет – будет калека.
Отмахнули флажком. Повезли.
Но пока он в вагоне хранился,
проводница пила корвалол,
я за чаем пойти постыдился,
а какой-то дедуля пошёл –
отлетала душа, отлетала,
на мытарства спешила она…
На стоянке врачиха сказала:
«Чё везли-то? Он мёртвый. Хана».
И уже мертвеца – человеки
на носилках поставили в снег.
«Газвода, пирожки, чебуреки…
Не хотите один чебурек?»
И кричу я закутанной тётке:
«Ты мне водки скорей принеси.
Выпью всю, хоть и нет столько водки
на Руси…»

Что-то стало со мною такое,
что-то звякнуло, дзенькнуло вдруг.
Это надобно сердце, какое,
да и даже не сердце, мой друг,
освятить эти речи и лица
и сугробы, и холод, и кровь,
лень [bad word]  суету проводницы,
а потом переделать в Любовь!