Хозяин погладил рукою лохматую рыжую спину: 
- Прощай, брат! Хоть жаль мне, не скрою, Но все же тебя я покину. 
Швырнул под скамейку ошейник и скрылся под гулким навесом, 
Где пестрый людской муравейник вливался в вагоны экспресса. 
Собака не взвыла ни разу. И лишь за знакомой спиною 
Следили два карие глаза с почти человечьей тоскою. 
Старик у вокзального входа сказал:- Что? Оставлен, бедняга? 
Эх, будь ты хорошей породы... А то ведь простая дворняга! 
Огонь над трубой заметался, взревел паровоз что есть мочи, 
На месте, как бык, потоптался и ринулся в непогодь ночи. 
В вагонах, забыв передряги, курили, смеялись, дремали... 
Тут, видно, о рыжей дворняге не думали, не вспоминали. 
Не ведал хозяин, что где-то по шпалам, из сил выбиваясь, 
За красным мелькающим светом собака бежит задыхаясь! 
Споткнувшись, кидается снова, в кровь лапы о камни разбиты, 
Что выпрыгнуть сердце готово наружу из пасти раскрытой! 
Не ведал хозяин, что силы вдруг разом оставили тело, 
И, стукнувшись лбом о перила, собака под мост полетела... 
Труп волны снесли под коряги... Старик! Ты не знаешь природы: 
Ведь может быть тело дворняги, а сердце - чистейшей породы!