По бетонной полосе серебристая бежит птица,
Оставляя под крылом этот город, что давно болен,
И московская земля всё стремительней назад мчится,
И колёса оторвал от бетонной полосы “Боинг”.

А в “Боинге”, а в “Боинге”
Летят среди стихий
Московский мальчик Боренька
И мать его Рахиль,

А бедный папа Бореньки
На вечных сквозняках
В сырой земле под “Боингом”
Лежит в отказниках.

А в “Боинге”, а в “Боинге”
Летят среди стихий
Сыночек папин Боренька,
Вдова его Рахиль,

Темны Рахили думочки,
Тернов её венец,
А в сумочке, а в сумочке –
Билет в один конец.

От себя не улететь, сколько б ни было часов лёту,
И пространство самолет, как отбойный молоток, долбит,
Не глядит назад Рахиль, потому что, как жена Лота,
Лишь оглянется – от слёз превратится в соляной столбик.

Там жизнь её распятая
Прибита на века
К распятью пункта пятого
Рукой кадровика,

Там труженики гордые
Не судят, не рядят,
А лишь жидовской мордою
Зовут в очередях,

Там новой речью пламенной
Обманутая рать
Спешит на башне каменной
Каменья собирать.

Там до кровавой паники
Уже подать рукой,
Там лучше жить в беспамятстве,
Чем с памятью такой.

И летит себе Рахиль, и лететь она уже вправе,
И все горести её – в отлетающей назад глуби.
А может родина – не там, где родился, но тебя травят?
Может, там она, где ты не родился, но тебя любят?

Ах, родина, ах, родина,
Лебёдушка, змея,
Красавица, уродина,
Мать-мачеха моя.

Где всё, что мною пройдено –
Пушинка на весах, 
Где небеса над родиной
Да “Боинг” в небесах.

А в “Боинге”, а в “Боинге”
Летят среди стихий
Печальный мальчик Боренька
И мать его Рахиль,

Она ещё не ожила,
Тернов её венец,
А в кошелёчке кожаном –
Билет в один конец,
В один конец...