Я видел ночь сентябрьскую эту,
Я помню восемьдесят третий этот год, 
Мы, как всегда, молились на ракету,
Хоть далеко не суеверный мы народ...
Как не поверишь тут, на полночь ту взглянув,
В  коварство случая и силу провиденья, 
Уж слишком гладенько всё шло на удивленье, 
До той команды проклятой "Наддув"...

Я помню - мозгу верить не хотелось,
И часом растянулся этот миг,
Когда с глухим хлопком ракеты тело 
Метнуло первый огненный  язык...
Шумилин "Взрыв на старте!"  прохрипел, 
И шарик с обалдевшим экипажем 
Всего за несколько секунд до адской каши 
От разрывающейся туши отлетел…

И были те, кто бросился в стихию
Отсечь от бочек с окислителем огонь. 
Но были, как всегда, и те, другие -
Те, что не пахнут, если их не тронь...
Беда распишет каждому удел, 
Ведь потроха души не заменить протезом, 
И друг мой плакал над пылающим железом, 
А я за омертвевшим пультом цепенел...

Ну, а потом мы дружно лезли в лужу 
Под стартом рухнувшим и, не жалея сил, 
Искали - нам был очень нужен, 
Тот гад, который кашу заварил...
Его нашли - куда он денется от нас, 
Тот самый подлый перекисный клапан, 
Небрежно сляпанный какой-то пьяной лапой 
И проскочивший мимо сотни трезвых глаз...

И был ремонт бессонными ночами,
Давила сроками Москва - мол, нужен старт.
Ну, а потом награды получали,
Хотя на всех и не хватило тех наград...
А старт блестит, как будто не горел, 
И вот уже ракета в фермы влезла, 
И друг расплакался над новеньким железом, 
А я от счастья за пультом оцепенел...

Но каждый раз я пальцы крестиком кладу, 
Хоть далеко не суеверный мы народ, 
Когда доходит стартовый отсчет 
До этой дьявольской отметины "Наддув".