Человечество разделено 
 на две части, и их в одно – 
 даже если в постель – не слить. 
 Как ни били нас, но делить
 нам привычней: твоё, моё.
 И что странно, чем ближе, да, 
 тем сложнее, а иногда, 
 так бываем доведены,
 что доходим и до войны, 
 унижаемся до суда.
 Но расставшись с одним, с одной
 начинаешь искать другой 
 вариант, хорошо б с углом.
 То есть всё-таки быть вдвоём,
 а вдвоём – ну какой покой?!
 Тут же море проблем. Вообще 
 общих больше, как то: вещей,
 всякой утвари, мебли, книг 
 нужно меньше – вдвоем – не вник- 
 нешь. Кастрюля щей 
 одному на шесть дней, двоим 
 на два дня. Но, когда съедим 
 вместе соли по сто пудов,
 растворяется вдруг любовь,
 и оказываешься чужим,
 всем ненужным. И вот сижу 
 у корыта один. Держу 
 паузу. Зла, слава Богу, нет.
 На себя злиться – полный бред,
 а другого и не сужу.
 Одиночества своего 
 не отдам. Только вьюги вой 
 понимает всю широту 
 пустоты во мне и ту 
 часть меня, что полна тобой.
Вот об этом я и писал,
 ибо сил нет сказать в глаза,
 а бумаге чернеть не вновь,
 и черню: «Ты.
                         Моя. 
                                 Любовь.»