Для такого, как он,
Прибывшему из тех мест,
Все двери были закрыты.
Как для Иосифа,
Даже самые благочестивые из нас,
Не стали бы с ним иметь дело.

Он не осознавал,
Каково это быть — чёрным,
Когда тебе дают сдачу,
Но избегают прикасаться твоей руки,
Даже для самых благочестивых
Людей это было бы слишком.

Но неужели не понятно,
Как тяжело ему выживать?

Но неужели не понятно,
Как сложно выносить ему
День за днем тайный страх
И презрение в глазах прохожих.

Вот он стоит — смотрит,
Словно ангел, в своих
Коричневых туфлях,
Коротком костюме,
И белой рубашке,
Манжеты которой немного потёрты.

Но он прибыл из тех мест,
Он был таким чудесным ребенком,
Но даже для самых лучших из нас,
Это уже слишком.

Но неужели не понятно,
Как тяжело ему выживать?

Для такого, как он,
Прибывшему из тех мест,
Все двери были закрыты.
Как для Иосифа,
Даже самые благочестивые из нас,
Не стали бы с ним иметь дело.

Он не осознавал,
Каково это быть — чёрным,
Когда тебе дают сдачу,
Но избегают прикасаться твоей руки,
Даже для самых благочестивых
Людей это было бы слишком