Утро беспокойное, колит ожидание радости от неё.
Некая боль в груди. Любовь двоих.
Любовь вдвое сильная. Сила чувств внутри что-то таила.
Он отвозил её в РодДом, где потёртые фронтоны неба
Текли кусками картона.
Так долго минуты длились, кусая.
Когда же появятся на свет новые глаза?
Одни карие, другие - зелёные,
Но трубили тревогой на стенах сиренами сонными.
Она уже в палате была.
В белом тело. В чёрном кто-то рядом обводил контуры мелом.
Он представлял её ангелом кротким, который всё выдержит,
Который был соткан из веры.
Он возносил её к небесным аркам.
Он представлял их четверых в залитом светом парке.

Один у входа спиной видел искажённые тени выхода на стене.
Они у входа спиной видели искажённые тени выхода на стене.

Что-то билось о семье, но некая боль в груди давила ангела к земле.
В глазах не слёзы. В глазах..
Неоткрытые глаза. Одни зелные, другие..другие... Другие карие.
Их не сделать ярче никак. Она потеряла детей: своих мальчиков.
Зря вязала носочки, зря правила швы,
Зря вязла их детские надежды о выходе в жизнь.
А пятна грусти не отмывались и дальше.
Её мысли уже не существовали.
Она легла на пол, сжала одной рукой колени,
Другой в висок выдавила пулю.
Без замедления.. замедления.. замедления...
Резко дёрнув, распутав узлы петель,
Разукрасила бесцветное красным, обняв своих детей.
И краски в стоны его смешались.
Даже в акварели на ожидалось такое разнообразие сажи.
Кажется, чешуя на ладонях
Или ступни ног недопонятых стонут.
Он их вчера разбил по дороге домой,
Бежав босой бросок до края мира не столь простой.
"Я ненавижу тебя!" - прокричал,
Застрелив зеркало.
В осколках что-то мелкое меркло.
Полез на дерево: думал достанет до неба опять.
Но не нашёл. Значит завтра будет копать.
Треск надежд в сундуках и с шарфами, и с золотом.
Основывать на пустом поводы.
Он сошёл на нет, как и они все,
Но остался один, кто вне
Ниток, коружностей, основ.
И внутри уже сидела пуля гибкая и безусловно..

Один у входа спиной видел искажённые тени выхода на стене.
Они у входа спиной видели искажённые тени выхода на стене.

Тратуары снаружи стояли монотонно.
Он целовал стойку бара. Опять пил.
Потом: "Расскажи мне коктейль-историю о том как ты стал собой.
Расскажи мне как умер Джинн.
И сколько всадили в него приправ,
Чтоб так крепко брало с одного глотка?
Теперь тебе приходится исполнять мои желания,
Сшивая бинты, что кажется оживают."
Он размышлял кем же он стал.
И кем уже не станет: кусочком лимона на ободке стакана.
Либо однородной жидкостью, кайфовой массой
На обочинах узловой трассы.
"Да пофигу кем: всё равно один", - подумал он,
К утру став белым ангелом Пьеро.
Лежал, обнявши колени, еле дыша
Из-за лекарств. Совсем один в здании с гибкими стенами.