Я с детства был на редкость музыкальный мальчик, 
Меня не портил ни коклюш, ни энурез. 
Я как никто умел поставить нужный пальчик, 
Когда брал ноту между ре и ре-диез. 
Я помню точно день и час, 
Когда в наш музыкальный класс, 
С трудом втащили инструмент моей мечты... 
Когда я в первый раз сыграл на контрабасе 
В соседнем доме окотилися коты. 

Папаша мой имел по жизни два богатства: 
Бочонок рома и роскошные усы. 
Он, даже в стельку пьян, не уставал ругаться, 
Когда я дёргал за любимые басы. 
Суров и глух к моим мольбам, 
Он запирал меня в чулан, 
О как в разлуке длились тягостно часы!.. 
И я удрал из дома вместе с контрабасом, 
А у папаши с горя выпали усы. 

Я не последним донжуаном слыл в оркестре, 
Изрядно скроен и приятности не чужд. 
Недаром фрейлина германской кронпринцессы 
Сказала мне: «Майн херц, Вы есть майн гутен муж!» 
Под вздохи пьяного кюре 
Нас обвенчали в декабре, 
Мы дали клятву жить в согласии весь век… 
Я ей как бог всю ночь играл на контрабасе, 
А по утру она сбежала в Кенигсберг. 

Вот так и жил я одинок и импозантен, 
Так и тужил, питаясь музыкой одной. 
Так и состарился от престо до пэзантэ, 
Бродя по свету с контрабасом за спиной. 
Когда ж, угрюмый и босой, 
Ко мне пришёл мужик с косой 
И молвил: "Пробил час, заканчивай "ля-ля"!" 
Сначала я сыграл ему на контрабасе, 
А после в ящик он сыграл уж без меня.