Кровавое солнце склонилось над тыном,
Пророча зловещий конец.
К колодцу бездонному юного сына
Тащил полупьяный отец.
Огромные, страшные, сильные руки
Сомкнулись над телом худым.
Предчувствуя скоро ужасные муки,
К отцу обращается сын:

Припев:
- Папаня, не бросай меня в колодец!
Я этого, кажись, не заслужил-жил -жил-жил.
Бросишь, обратно не воротишь,
Какую ж ты мне лажу подложил,
Чувак!

Но тело худое повисло над бездной,
И руки разжались отца (подлеца).
Вороны взлетели над белой березой,
И вскрикнула мать у крыльца.
Но пьяные ужасы голову мутят,
Отец головою поник.
Со дна же колодца, глубокого очень,
Раздался последний, мальчишеский, тоненький (нежненький, жалобный, тихинький, слабенький) крик.

Припев:
- Папаня, не бросай меня в колодец!
Я этого, кажись, не заслужил-жил -жил-жил.
Бросишь, обратно не воротишь,
Какую ж ты мне лажу подложил,
Чувак!

И долго еще доносилися звуки,
В колодце бурлила вода.
Отец постоял, почесал свои...руки,
Подумал и плюнул туда.
Нетвердой походкой, уже под луною,
Вернулся убивец домой.
Лег спать, но не спится, все чудится голос,
И видится сын, как живой.

Припев:
- Папаня, не бросай меня в колодец!
Я этого, кажись, не заслужил-жил -жил-жил.
Бросишь, обратно не воротишь,
Какую ж ты мне лажу подложил,
Чувак!