На солнечном пляже в июне 
В своих голубых пижама 
Девчонка — звезда и шалунья — 
Она меня сводит с ума.

Под синий berceuse океана 
На желто-лимонном песке 
Настойчиво, нежно и рьяно 
Я ей напеваю в тоске:

«Мадам, уже песни пропеты! 
Мне нечего больше сказать! 
В такое волшебное лето 
Не надо так долго терзать!

Я жду Вас, как сна голубого! 
Я гибну в любовном огне! 
Когда же Вы скажете слово, 
Когда Вы придете ко мне?»

И, взглядом играя лукаво, 
Роняет она на ходу: 
«Вас слишком испортила слава. 
А впрочем... Вы ждите... приду!..»

Потом опустели террасы, 
И с пляжа кабинки свезли. 
И даже рыбачьи баркасы 
В далекое море ушли.

А птицы так грустно и нежно 
Прощались со мной на заре. 
И вот уж совсем безнадежно 
Я ей говорил в октябре:

«Мадам, уже падают листья, 
И осень в смертельном бреду! 
Уже виноградные кисти 
Желтеют в забытом саду!

Я жду Вас, как сна голубого! 
Я гибну в осеннем огне! 
Когда же Вы скажете слово? 
Когда Вы придете ко мне?!»

И, взгляд опуская устало, 
Шепнула она, как в бреду: 
«Я Вас слишком долго желала. 
Я к Вам... никогда не приду».