Вижу письмо.
Сиреневые чернила.
Помню, бежали по глянцевому перрону.
Я улыбался, если она звонила.
Эту улыбку слышно по телефону.

Я изобрел решительные ответы — даже на риторические вопросы.
Даже простил вонючие сигареты,
и уклонялся от кончика папиросы.

Даже ушел. Последнее, в общем, "даже" —
не вспоминаю по семьдесят раз на дню,
все, отпустил. В свободной такой продаже.

Только вот письма.
Зачем-то я их храню.