В моем магазине думают, что я только пью, курю и жарю яичницу, 
Так и есть – я только жарю яичницу, курю и пью. 
Но скоро это закончится и для этого есть июль и охапка моих одиночеств. 
В моем магазине все знают, что я не один, что у меня есть толстый теленок Витя. 
Если б не ты, я послал бы весь Питер, всю Москву, весь Урал и весь Крым. 
В моем магазине все в курсе, что я демонтажник и клоун, 
Точнее сказать клоун и демонтажник. 
И бокал моей жизни пускай будет полон, пока совесть не стала продажной. 
  
Повесь меня на галстуке в гостиной, потом всю ночь рыдай и зови на помощь, 
Не говори, что был скотиной, не говори, что был я сволочь, 
Повесь меня на галстуке в парадной, я буду как гирлянда улыбаться, 
Читать стихи свои нескладно, при этом веселить вас не стараться. 
Так вздерни меня на подтяжках на Площади Искусств у Спаса, 
Прохожие скажут – бедняжка, а ты вздерни, не моргнув глазом. 
  
Мне не нравится пьянство по вторникам, каждый вторник, как битва за Францию, 
Ну и я такой – в чине полковника, взял вокзал, телефонную станцию. 
Мне не нравится утро по вторникам и мечты и надежды на новое, 
Ты стоишь на краю подоконника, тело бренное, бестолковое. 
  
Отнесу тело в ванную, от вчерашнего надо отмыться, 
Не доиграть мне в игру странную, в полете не остановиться, 
Курю, паравозю, прослыл выпивохой, ненавижу гундосящих, за спиной, суки, охают. 
Ненавижу предателей, сам предаюсь унынию, такую жизнь изнахрадили… 
Был мальчик румяный, стал синий. 
  
Хочу лететь  - поэтому лето, а зиму раздайте прохожим, 
Мы едем на Невский, подайте карету, пить водку и бить ваши рожи. 
Дайте Мохито с сигарой, женщин кубинских и рому, 
Сердце поэта сгорает, догорит – закатайте в Роллы. 
Дайте друзей понадежней – Кольт или две арматуры 
Плюют не в стихи, а в рожи, иногда прямо в сердце – дуры. 
  
Пес бездомный. Ищу тело твое по запаху. 
Я с какой-то Мадонной, ты с каким-то там трахалем. 
Желтые листья не пахнут, а воняют только когда их жгут. 
Опять напился, поеду трахну, не жду, извини, не жду. 
  
Отключите электричество, перекройте газ и горячую воду! 
Моя женщина – моё величество, ее тепла хватит на город! 
И не надо пива разливного и портвейна на розлив не надо! 
Одному засыпать не ново! Без тебя холодней, ну и ладно! 
Подарите мне маленький домик, где-нибудь в Купчино, рядом с пунктом милиции, 
Я придумаю сказок трехтомник, его раздарю по детским домам и больницам. 
  
Твой рот как маузер – заряжен всего словами двумя, 
Стреляй! Один хер – я на первый снег упаду плашмя. 
Твои слова как китайская сталь – красивы, но толку в них нет, 
Хочешь ужалить – жаль! Вот я был и вот меня нет. 
Твои слова – как вагоновожатый – угрюмые, четкие, из под земли, 
Губами полуразжатыми прошепчешь – «Пли». 
  
От твоих голубых и бездонных меня отделяют сотни км, Уральские горы и алгоколизм. 
Ради твоих голубых и бездонных - стрелялись, сдавали бутылки и города, 
Наорала – ковали мечи тоннами, то есть все, как всегда. 
Твоим глазам голубым и бездонным, видевшим многое: 
Кротость и тигра, котлеты и ландыши, портвейн и изящество 
Хочется плакать, но ты улыбаешься, дура,  и есть в этом что-то щенячее. 
  
Кайся, кайся, моя Магдалина, этот город давно уже верит слезам и соплям 
И таким же как я и мой друг кретинам, оставляющим дом, ради света реклам. 
Пой же пой, мне моя Лорелея, мой фрегат на мери и нам незачем плыть, 
Я без бури страстей третий вечер херею, как смогли мы так быстро остыть. 
Так веди же меня, моя Греттель, когда достаточно хлеба и голуби сыты, 
Если хочешь, мы просто забудем про лето и мы будем квиты. 
  
У моей серой кошки черные блохи, но она молчит о том, как ей плохо, 
Может также сможем и мы, как-никак протянем до зимы. 
У моей серой кошки котята, когда они вырастут – станут шавермой, 
А я такой, при галстуке, опрятный, блуждаю между Кирхой и таверной. 
У моей серой кошки снова ноябрь, ей хочется п