Изгнав меня, Натура выполнит кульбит - 
не слишком хитрый, хоть и двойной, как всякий жест ее.
Один замолк, другой вступил. Антрактов нет
в ее вертепе: фигур не счесть. Итак, виват 

тебе, преемник мой! Не я, но ты - на бивуаке как-нибудь -
речитатив дополнишь сей, - когда дружина, чубуки
наладив, разом задымит, и дым потянется туда,
где (если атлас прав) сойтись имеют прихоть Рейн и Майн,
дыша глубоководьем рыбьих тайн.

Виток, вираж, еще вираж... И все черней,
все центробежней сгущаться будет дым - как ночь, как речь.
И речь сама, к чему ни вел бы ты, пойдет
опять о том же: о непременных тех двоих,

что, раз заговорив, вошли в азарт - и никогда уже затем
наговориться не могли, наперебой твердя "прощай",
"я не останусь", "не вернусь", - и продолжали жить вдвоем.
И жили счастливо. Детей назвали Нот, Зефир и Эвр.
Другим и не обязан быть шедевр.

Не Бог весть как споешь иль Бог весть как, Бог весть,
фальцет иль шепот употребишь, но как-нибудь споешь.
Да что гадать! Испробуй прямо здесь, при мне,
забавы ради - хорош ли выйдет твой дебют.
 
Ого! Вот это голос, ну и ну. Да он умеет, я не знал.
Кто мог подумать? Неказист, непривередлив, ни в одном
глазу безумия. С серьгой, но совершенно  не цыган...
Чем одарить его? Ничем. Сейчас он скроется в дыму.
Вираж, еще вираж... Вольно ж ему

чертить круги, начавшись там, где жизнь моя 
переломилась, как статуэтка.