Сердца иссохлись, в черепе черные дыры
Чужая жизнь не важна - холодно там и сыро
По пятам сиплый смех и в руках финка,
Теперь я сдохну на улице с гордостью в обнимку.
Небо затянеться, фонарь потухнет збоку,
Это моя держава большая и одинокая.
Империя больная, пепел один везде
И молодые скаляться у дьявола в узде.
В их домах старых гуляет простуда,
Будто бы проклятье против святого люда.
Сюда пришел страх пронизывает ветром,
Забивайся в угол и позабудь о светлом.
Закрывайся от всех щитами из стали,
Спрячь искренность так чтобы не отыскали.
А я верить буду пока сам не умру
Что еще можна зажечь в твоих глазах искру.

Безнадежно, я слишком наивен и молод
И как дитя заигрался в свой святой холод.
Этот патриотизм с честью - слишком скушно.
Мертая мечта под ядовитым равнодушьем.

Дорога ссыльного, счет тысячами шпал
Бой нищеты с ленью, выдохся и не встал.
Ждеш помощи, а вьюга воет неумолимо.
Дети Росии научены проходить мимо.
Пройти уверенно быстро, не шелехнувшись.
Нести постыдный смех в заледенелые души.
Бездвижное тело в цене, только ни звука.
Полуживому на снегу шмон на скорую руку.
Я во дворе умирал, день погож был и светел,
Жално верил и ждал, кто-нибудь да заметит.
К ночи мое кровотечение стало обильным,
К запаху смерти стянулись камеры мобильных.
Так и держава вся, четко и без огреха,
Вымрет полностью сама себе на утеху.
Встали было с братьями к обороне строем,
Думали выкажем чего сибиряки стоят.

Безнадежно, я слишком наивен и молод
И как дитя заигрался в свой святой холод.
Этот патриотизм с честью - слишком скушно.
Мертая мечта под ядовитым равнодушьем.